Но куда лучше было бы, если б они пораньше подскочили, чтоб жителей села успеть защитить. А теперь что — смотри, князь, любуйся на два десятка трупов, среди коих не только мужики, но и бабы, и даже дети встречаются.
Поначалу он хотел вообще распорядиться, чтобы всех разом по тяжелым дубовым ветвям развесили — благо, что они тут в изобилии растут. Потом одумался. Не дело это. Пусть даже по законам военного времени с ними поступать — и то непорядок. Хоть военный трибунал накоротке, а надо провести.
Конечно, морока с ними сплошная, а в конце все равно финал одинаковый — сук да веревка, но надо. И жителям Залесья приятнее будет. Для них суд предстоящий лишь удовольствие предвкушаемое растянет от казни неминуемой, а это тоже учитывать надо. Но уж раны перевязывать, как требует тот молодой парень, — это дудки. Пускай так подыхает — невелика потеря. А тут еще один голос подал:
— Княже, ежели его не перевязать — помрет вой. И получится, что он от твоей справедливости, коя на суку болтается, утек. Хорошо ли это?
Умно сказал, подлец, рассудительно. И голос у него опять же спокойный, даже добродушный. Ну да ладно, чтоб от суда да от возмездия не ушел, так и быть, пусть кто-нибудь его перевяжет. Константин только хотел распорядиться, но тут какая-то баба чудная объявилась. В руках холстина чистая, уже на полосы разодранная, сама растрепанная, а в глазах — даже не поверил князь поначалу, хотя и рядом стоял, но, приглядевшись, окончательно убедился — слезы.
Ну и народ на Руси! Ну, народ! Этот черниговец каких-то полчаса назад кровью тут все заливал, пока не повязали, а она чуть не плачет. Тоже мне, заботливая выискалась. Не выдержал Константин, сказал пару ласковых, чтобы напомнить об этом, но и баба в долгу не осталась:
— Он моих дочек от полона спас и руду свою за них пролил. Он да еще бугай вон тот, — ткнула она пальцем в молодого парня, который рядом стоял.
— Так они что, не черниговцы, что ли? — оторопел Константин и на своего воеводу оглянулся в недоумении.
Тот, как всегда, согласно воинскому уставу, чуть сзади стоял, на полшага.
— Черниговцы, — подтвердил уверенно Вячеслав.
— Так как же они?.. — не договорив, уставился на него вопросительно князь.
— А я знаю? — пожал тот плечами. — Мне и самому интересно.
— Ладно, — решил Константин. — Этих пока в сторонку отодвинь. Потом с ними разберемся.
А молодой и рад стараться:
— И Басыню тоже! — закричал возмущенно. — Басыня самым первым за Грушу вступился.
— За кого?.. — не понял Константин.
— Вон за него, — указал парень на лежащего без сознания. — Его Грушей кличут. А вон Басыня, — кивнул он головой — руки-то связаны — в сторону рядом стоящего старого дружинника.
— Тебя послушать, так вы все сплошь и рядом заступники, — буркнул недовольно Вячеслав. — Только настоящие-то защитники селища вон где лежат, — указал он в сторону лежащих отдельно от всех прочих рязанских дружинников, которые самыми первыми в неравный бой вступили.
Хорошо им досталось. У кого голова, ссеченная одним махом, просто к телу была приставлена, кому руку аккуратно к плечу приложили. Это не считая прочих ран.
— Не все, — упорствовал парень. — А Басыня за Грушу вступился. Он даже из дружины княжьей ушел из-за этого.
— А ты? — осведомился князь.
— И я ушел. Не любо мне стало воевать, вот и ушел, — уже потише произнес парень.
— А тебя как звать-то, шустрого такого? — поинтересовался Константин.
— Спехом кличут, — буркнул ратник. — Мы с им из одного селища. — Он вновь кивнул на лежащего.
— Поэтому ты так за него и заступаешься? А с Басыней вы тоже с одного селища?
— Не знаю я, откель он, — еще тише произнес Спех, но тут же встрепенулся. — А какая разница — откуда. Ты не по селищам суди, княже, а по Русской правде. Вина на нас, что мы незваными сюда пришли, есть, то я не спорю. Токмо нам сказывали, что в селище этом одни язычники живут и наше дело святое — в веру их всех в христианскую обратить.
— Мечом и копьем? — спросил князь тихо.
Смутился Спех, замолчал, взгляд потупив, а князь не унимается:
— А кто же такую умную мысль тебе подсказал, воин?
— Князья наши так решили, после того как поп им про язычников твоих поведал, — ответил он тихо.
— Поп, значит, — засопел князь возмущенно. — Ладно, попом мы потом займемся. А пока с прочими разберемся, — и распорядился: — Этого речистого пока оставьте вместе со всеми, раз он так просит. Говорить мы все мастера. Коль не признает никто из Пеньков тебя и твоего Басыню — считай, повезло. Тогда будем дальше думать. Ну а коли кровь на тебе безвинная — не обессудь, — и скомандовал: — Давай, Вячеслав Михалыч, запускай баб.
Ох, да лучше было бы Спеху прямо тут провалиться, с головой в снег пушистый залезть, чем сызнова перед глазами тех баб оказаться, коих он зорил неделю назад. Точнее, не сам, но все едино — был же в их селище, с мечом и копьем приехал, стало быть, участие все равно принимал.
— Этот моего мужика срубил. Прямо у плетня, — ткнула в одного черниговца какая-то женщина. Словно первой ласточкой она оказалась.
Тут же наперебой голоса остальных раздались: