Читаем Знак небес полностью

— Спехом кличут, — буркнул ратник. — Мы с им из одного селища. — Он вновь кивнул на лежащего.

— Поэтому ты так за него и заступаешься? А с Басыней вы тоже из одного селища?

— Не знаю я, откель он, — сознался Спех, но тут же встрепенулся, возвысил голос: — А какая разница — откуда. Ты не по селищам суди, княже, а по «Русской правде». Вина на нас, что незваными сюда пришли, — есть, не спорю. Токмо нам сказывали, что в селище оном одни язычники живут и наше дело святое в веру их всех христианскую обратить.

— Мечом и копьем? — спросил князь.

Смутился Спех, замолчал, взгляд потупив, а Константин не унимался:

— А кто же такую умную мысль тебе подсказал, воин?

— Князья наши так надумали опосля того, яко поп им про твоих язычников поведал, — смущенно поведал Спех.

— Поп, значит, — возмущенно засопел князь. — Ладно, попа мы после об этом спросим, а ты бы, добрый молодец, сам за себя ответ держал.

— А я что. Я готов, — почти прошептал Спех и опустил голову.

— Что готов — молодца, хвалю, — одобрил Константин и распорядился: — Речистого пока оставьте отдельно вместе с этой парочкой — с ними я еще подумаю. Но от опознания не освобождать. И гляди, парень, — вновь обратился он к Спеху, — коль не укажет никто из жителей Пеньков и Залесья на тебя, твоего Басыню и этого, как его, Сливу, — считай, повезло вам. Тогда буду дальше думать. Ну а коли кровь на вас безвинная — не обессудь. Пока же с прочими разберемся. — И он скомандовал: — Давай, Вячеслав Михалыч, подпускай народ.

Ох, лучше бы Спеху сквозь землю провалиться или с головой в сугроб залезть, чем сызнова перед глазами тех баб оказаться, коих он зорил неделю назад. Точнее, не сам, но все едино — был же в их селище, с мечом и копьем приехал, стало быть, участие все равно принимал.

Народ, подпущенный к пленным, выстроенным в одну шеренгу, поначалу вел себя тихо, приглядывался, всматривался, припоминал. Но тишина длилась недолго. Первой ласточкой какая-то бойкая молодка оказалась.

— Ентот моего мужика срубил. Прямо у плетня, — ткнула она пальцем в одного из черниговцев и словно сигнал всем прочим подала.

Тут же и остальные наперебой загалдели:

— А вон тот твоему дружиннику, княже, голову со всего маху ссадил.

— Этот на копье моего батюшку вздел!

— Вот он, тать поганый, кой мою избу подпалил!

Кое-кто и кидаться на связанных стал. В одного какая-то растрепанная баба и вовсе зубами вцепилась, да прямо в шею. Насилу оторвали, но куда там — поздно. Видать, артерию перекусила — кровь не ручьем текла, а фонтаном била.

— Ну и дела. Прямо вампир какой-то, — не удержался от комментария Вячеслав.

— Она и впрямь не в себе. Эти у нее троих детей в полон увели, а старшенького прямо там, во дворе, зарубили, — вздохнул Константин. — Понять можно. Ты лучше распорядись, чтобы ее обратно к бабам отвели — пусть успокоят несчастную. Из нее сейчас свидетель, как…

Звонкий женский голос перебил князя:

— Вот он, тать, валяется. Тулуп совсем новый у меня из избы забрал!

Пожилая женщина торжествующе указывала на Грушу, лежащего на снегу.

— А теперь что скажешь, шустрый? — осведомился Константин у Спеха.

Парень уныло вздохнул, не говоря ни слова, а женщина не унималась:

— И на меня меч поднял, да я увернулась.

— Крут защитник, — восхитился воевода.

— Ты сперва думай, а опосля сказывай, — неожиданно встряла другая, которая, закончив перевязывать Грушу, никуда не ушла, оставшись стоять рядом с ним. Она неодобрительно посмотрела на обвинительницу и обратилась к Константину: — Не верь ей, княже. У страха глаза, известно, велики.

— Да чтоб подо мной Мокошь землю расступила, ежели брешу, — не сдавалась первая баба. — Как на духу говорю: еле-еле увернулась. И скалился еще, аки зверь дикой.

— Ты, княже, лучше мне поверь. Я ведь своими очами видала, яко он бился. Ежели бы он ее ударить хотел, то она бы тут не стояла, — не сдавалась защитница.

— Хоть и баба, а дело говорит, — подал голос Басыня. — Не забижай Грушу, княже. Он в своей жизни отродясь не промахивался. Коли ударит, так тут токмо держись.

— Точно сказываю, промахнулся, — стояла на своем обвинительница. — До задницы токмо и достал.

— Ранил? — поинтересовался воевода.

— Так ведь плашмя угодил, — сбавила тон женщина и пожаловалась: — Ан все одно — больно. А ентот, — ткнула она пальцем в Басыню, — еще и мужику моему чуть голову с плеч не снес. Я-то когда на крыльцо выскочила, ан глядь, а близ плетня мой кормилец лежит, весь в крови. И ентот рядышком.

— Голову не сносил. И впрямь пришлось остудить его малость — был грех, — смело глядя на Константина, ответил Басыня.

— А студил-то чем — копьем в живот или мечом в грудь? — уточнил князь.

— Мечом, — подтвердил Басыня. — Но не в грудь, а в голову, и не острием, а рукоятью.

Константин повернулся к обвинительнице, недоумевающе осведомившись:

— Так он у тебя живой?

— Живой, живой, — закивала та. — Но главу ему сей ирод изрядно рассек.

— Ладно, грех невелик. А о прочих ратниках что скажешь? — поинтересовался он у Басыни.

Перейти на страницу:

Похожие книги