— Ну-у, раз написали, тогда куда проще, — как можно добродушнее постарался улыбнуться Константин и продолжил, обращаясь к Пимену: — Верно я реку, отче? Как-как ты говоришь, не расслышу? — И он, склонив голову к донельзя смущенному иноку, якобы желая послушать монаха, что-то быстро произнес.
Тот, опешив, удивленно посмотрел на князя — не ослышался ли. Константин в ответ лишь на секунду прикрыл глаза, давая молчаливый знак, что все правильно. Пимен кивнул, подтверждая, что понял.
— Робок сей инок, — во всеуслышание заявил Константин. — А пред очами владыки епархии и вовсе в смущение впал — вон даже слова вымолвить не в силах. Ну да ладно. Зато дело свое на совесть ведает и мне помощник незаменимый.
Князь вышел из-за стола и, повелительно кивнув монаху, направился в сторону Симона. Следом за ним заторопился Пимен. Дойдя до епископа, Константин почтительно принял из его рук свиток, который ему предложили подписать, и, не оборачиваясь, протянул его иноку.
— Благодарствую, владыко, за облегчение трудов моих. Одна беда — печать моя княжья пока в Рязани. Я ведь на битву под Коломну ехал, потому и взял с собой не ее, а шлем крепкий, меч вострый да лук тугой, так что ныне я и рад бы прихлопнуть твою харатью, да нечем.
— А-а-а… ряд с градом? — с трудом нашелся Симон.
— Ряд — совсем иное. Там о правах да обязанностях речь, но не об имуществе. Стало быть, его достаточно просто собственноручно подписать в присутствии видоков из числа наиболее почтенных горожан, да, если они пожелают, вдобавок еще и прилюдно, в моем и их присутствии, перед всеми его огласить. А тут речь о праве на владение идет, посему без печати никуда. Да и ты меня пойми — негоже дарить то, чем я пока толком и не владею, так что покамест ее привезут, я сам погляжу да вникну в сей перечень. — И он, не давая опомниться Симону, взял со стола увесистый ларец со всеми остальными грамотками и тоже протянул его своему чернецу.
Оторопевшему прислужнику оставалось хлопать глазами, наблюдая, как кипа драгоценных документов удаляется от него.
— Э-э-э… — проблеял он, растерянно глядя на епископа, и, повинуясь его жесту, кинулся вдогон за Пименом.
Точнее, попытался кинуться, но Константин оказался проворнее. Вытянув в сторону правую руку, он столь решительно преградил дорогу, что прислужник моментально сник — пытаться преодолеть такую преграду можно, но глупо, ибо все равно ничего путного не выйдет.
— Негоже так-то, — понизив голос до свистящего шепота, укоризненно произнес Симон, который уже все понял.
— Так ведь на время беру, — обезоруживающе развел руками князь. — Сказываю же, что мне самому узнать хочется, владыка, чем монастыри владеют, чем церкви с соборами, а какие земли князю принадлежат. А то не по-хозяйски получается. Верно я сказываю, народ торговый?
Сидящие рядом купцы, как по команде, одобрительно закивали, но, заметив злой взгляд епископа, сконфузились и перестали.
— По-хозяйски, — хватило Симону сил выдавить из себя. — Но не по-княжески. Щедрее надобно быть и помнить, что за церковью ни добро, ни зло втуне не пропадают.
— Вот и я о том же! — охотно поддержал Константин. — Мне же и для будущего дарения о владениях церковных ведать потребно, а то наделю чем-нибудь, а окажется, что оно и без того уже давно Владимирской епархии принадлежит. Стыдоба получается. Нет уж, вначале надо разобраться как следует.
Симон зло прищурился, надменно вскинул голову, но сумел сдержаться и внешне почти спокойно произнес:
— Что ж, разбирайся. Времени у божьих служителей довольно, спешить ни к чему, а посему с благословением на заключение твоего ряда со стольным градом Владимиром можно и обождать. — И он с гордым видом направился к своему возку, нервно покручивая на правой руке массивный золотой перстень.
Константину же оставалось лишь беспомощно смотреть ему вдогон — такого хода со стороны владыки он не ожидал. И что теперь делать? А вслед за епископом и его ближними — двумя служками и игуменами — уже потянулись из-за столов и прочие владимирцы. Если и они уйдут — пиши пропало. Одно радовало: вставали неохотно, да и к выходу плелись еле-еле, а кое-кто еще и, виновато оглядываясь на князя, сокрушенно разводил руками — мол, сам не хочу, но коль владыка пошел, то и мне надлежит, а то как бы чего не вышло.
Что ж, коли сам не хочу, оно уже легче. Константин властно поднял руку вверх, давая знак дружинникам, стоящим по обе стороны от полога. Те мгновенно перекрыли выход из шатра, безмолвно застыв на пути выходящих. Народ остановился, обернувшись и вопросительно уставившись на рязанского князя.
— Напрасно вы, гости дорогие, покинуть меня вознамерились — никуда я вас без угощения не отпущу, — раздался в наступившей тишине голос Константина. — Али вы обидеть хозяина вознамерились?
Уходящие опешили, а у Еремея Глебовича и сердчишко екнуло — уж больно двусмысленно слово «угощение» прозвучало. Оно ведь разное бывает. Иной раз такими острыми закусками попотчуют, что ой-ой-ой. А уж Константин на них горазд — не зря, видать, его за Исады виноватили.