Едва про Исады припомнилось, как боярин сразу начал прикидывать. Худо получалось. Оно конечно, владимирцев в шатре куда больше, да что проку — ни сабелек, ни брони ни у кого нет. А что их тут чуть ли не по пятку на каждого рязанца, так ведь и это дело поправимое. Стоит только князю свистнуть, и вмиг число уравняет — опомниться не успеют, как набегут его лихие ратники и в мечи всех возьмут.
— Не до угощения нам. Пируют, когда дело справят, а покамест обговорить потребно, что сказано тут тобою, — слабо возразил Еремей Глебович, оглядываясь на остальных.
— И я о том же, — спокойно кивнул Константин. — Обговорим, а уж потом и трапезничать станем.
— Опять же и владыка ушел уже, — попытался отбрыкнуться боярин.
— С ним у нас особая говоря предстоит, — отмахнулся Константин. — Не следует дела божьи с мирскими смешивать, потому он и ушел, и… правильно сделал.
Еремей Глебович оторопело воззрился на князя, а тот пояснил:
— Ой и мудер ваш епископ. Мудер и вежеством не обделен. Ныне-то середа, вот он и покинул сей шатер, дабы не смущать своим присутствием нашу грядущую трапезу. Не иначе как промахнулся, решив, что она не совсем постной окажется. Но вы уж поверьте, люди добрые, что дух скоромных блюд ему помстился — чай, не басурманин я. Богата Русь на свои дары, так что у нас и без мясца сыщется что в рот положить. Ну а медок хмельной и святые книги не воспрещают.
Боярин перевел дыхание. Кажется, закуски будут поданы к столу не очень острые. Во всяком случае, отточенная сабельная сталь в их число вроде бы не войдет. И он уже куда более смело напомнил:
— А как обговаривать, ежели его благословение токмо опосля привезенной печати можно получить, не ранее, а коли она у тебя в Рязани, то выходит… — И, не договорив, развел руками, давая понять, что сейчас нет смысла о чем-либо договариваться.
Правда, поддержки своему упрямству он не получил даже со стороны купцов, не говоря уж о старшинах ремесленного люда, которые, оживившись и не глядя на боярина, принялись вновь рассаживаться по своим местам. Надо сказать, что делали они это куда охотнее, чем вылезали из-за столов. Во всяком случае, быстрее.
— А ничего не выходит, — резонно возразил Константин, — потому как благословить можно лишь то, что мы с вами составим да подпишем, а у нас покамест ничего и не готово, вот и давайте этим займемся. Правда, времени у нас до пира осталось немного, но ведь и ряд-то почти готов, верно?
— Как… готов? — опешил боярин.
— А так, — улыбнулся Константин. — Последний раз вы его с кем заключали — с Юрием?
— Ему не до того было — спешил он больно, — смущенно пояснил Еремей Глебович, не став расшифровывать, что торопился новый владимирский князь под Коломну.
— Так оно еще лучше, — возликовал Константин и, вдруг моментально посерьезнев, проникновенно продолжил: — А ведь это не иначе как знак небес. Получается, что в грамотке даже имя прежнего князя менять ни к чему. Был Константин, и будет Константин. Ну а раз знак, стало быть, и мне тоже все ваши вольности надлежит оставить как они и были.
При этих словах принялись возвращаться на свои места даже наиболее стойкие из нерешительно застывших за спиной боярина. Еремей Глебович растерянно оглянулся — оказалось, он остался в одиночестве. Но он и тут не спасовал:
— Одначе мы ни о тысяцком, ни о посаднике еще и словом не обмолвились.
— А кто ж их имена в ряд включает? — удивился Константин. — А если через год-два кто-нибудь из них сменится, мне что же — заново ряд перезаключать?
Но тут боярин уперся не на шутку — вопрос о будущих властителях города слишком серьезный, чтобы он мог уступить сразу. Помнилось ему, как десять лет назад князь Всеволод Юрьевич своих владимирцев в Рязанском княжестве рассаживал. Изрядно крови они тогда из местных попили. А чего стесняться — чужие ведь. И чем все кончилось, Еремей Глебович тоже хорошо помнил. Вначале рязанцы по-тихому истреблять пришлых принялись, а услышав про то, князь Всеволод, собрав рать, вновь под Рязань пришел да, выведя всех жителей из града, запалить его приказал. Кто ведает, если ныне Константин на своих посадниках да тиунах настоит, все сызнова повторится, только с точностью до наоборот, и тогда уже не Рязани — Владимиру полыхать предстоит.
Но Константин и тут успел сработать на упреждение. Вообще-то Еремей Глебович опасался не понапрасну — Константин действительно планировал поставить кого-то из своих, хотя бы поначалу, но, раз с епископом все пошло вкривь и вкось, теперь самым главным стало для него иное — полностью изолировать владыку, начисто лишив его какой бы то ни было поддержки, а посему следовало уступить, хотя и не до конца.