Знак обратной стороны

Неужели Роман так расстарался к моему приезду? Или у него врожденная любовь к порядку? Так или иначе, дом художника не особенно походил на заброшенную холостяцкую берлогу. Никаких валяющихся носков, забытой посуды в раковине или наспех засунутых под вазу пакетиков из-под соленого арахиса. Один из моих знакомых именно так и делал уборку, рассовывая мусор по углам, словно сойка – орехи. Раз в год, когда прятать накопленное «добро» становилось некуда, он просто сгребал все подряд в один большой черный мешок и выносил его, словно труп, крадучись, на помойку.

Гостиная отличалась сдержанностью, я бы даже сказала, аскетизмом. Стены были до середины высоты отделаны светлой штукатуркой едва заметного зеленоватого оттенка. В нее была, видимо, была добавлена гранитная крошка или еще какие-то вкрапления, создававшие эффект мерцания. Низ стен закрывали темные деревянные панели, разбивая комнату на два яруса и делая ее визуально больше. Из мебели в гостиной были только три низких ящика на колесах, на которых покоился телевизор, угловой диван – все такого же темно-орехового цвета, да ярким зеленым пятном в углу притаилось одинокое кресло. Общую картину разбавляли несколько полотен графики в ярких рамах и перекликающийся с ними ковер на полу. Буйство красных и синих треугольников, полос и квадратов на нем уравновешивался открытым стеллажом глубоко-черного цвета. Совершенно пустым, если не считать нескольких книг, положенных туда больше для вида. И больше в гостиной не было ничего – буквально ничего: ни подушек, ни какого-нибудь завалявшегося журнала, ни растения в горшке. Я присмотрелась к рисункам на стене. На одном был изображен какой-то собор в готическом стиле, на другом красовался мост через реку.

– Это не мои, – уловив мои мысли, пояснил Роман. – Я свои работы не вешаю.

– Ну да, – согласно кивнула я.

– Хотите сказать, такое уродство вы бы тоже не стали вешать, – неправильно интерпретировал мой кивок мужчина. – Нет-нет, вы правы. Мои картины не для того, чтобы ими любоваться. Но украшать своими работами, как бы те не были хороши, я считаю…

– Самовлюбленностью? – подсказала я.

– Да. Именно так. К тому же, это глупо. Мои картины всегда со мной, здесь, – Роман указал пальцем на висок. – Я могу просто закрыть глаза и представить в подробностях любую из них, для этого не обязательно дырявить гвоздями стены.

Я медленно обошла комнату по кругу и неожиданно наткнулась на еще одно полотно, ранее незамеченное мной из-за того, что было расположено практически рядом с дверью. Ни графика, ни какой-то набросок. Пригляделась, с удивлением заметив сквозь слой краски четко отпечатанную цифру восемь. Картина по номерам? Сама я несколько раз заглядывалась на них в торговом центре, но купить так и не решилась. Рисование никогда не входило в список моих любимых занятий.

– Это тоже не мое. Подарок Алисы.

– Вы с сестрой очень близки? – продолжая разглядывать картину, спросила я.

– Да. Но так было не всегда… – мужчина как-то криво улыбнулся. – Мои родители – простые рабочие. Отец всю жизнь трудился на заводе токарем, мать работала сначала воспитателем в детском саду, потом стала частной няней. Уж так вышло по иронии судьбы, что зарабатывали они немного, но жили мы в так называемом «престижном районе» города. У нас была двухкомнатная квартира, и нам с сестрой приходилось ютиться в одной спальне на двоих. Знаете, двухъярусные кровати, единственный стол для уроков и никакого личного пространства. В школе, к которой мы были закреплены согласно месту прописки, учились одни богатенькие. То есть, конечно, не дети миллионеров, но вы понимаете, нам, почти нищим, они казались людьми из другого мира. А мы… были изгоями. Классическая история о социальном неравенстве и детской жестокости. Не то, чтобы меня постоянно лупили, но и друзей-товарищей я так и не приобрел. Сестре приходилось хуже. Она была старшей, – у нас разница в три года – и несла ответственность не только за себя, но и за меня. Я был ей в тягость. Когда мы были совсем маленькими, она неосознанно ревновала ко мне родителей, когда подросла, я начал ее откровенно бесить.

– Но потом вы выросли и сдружились, – продолжила я.

Вполне нормальная ситуация. Я была единственным ребенком в семье, но частенько слышала подобные истории от знакомых. У кого-то, как у Романа, в детстве были непростые отношения. Доходило до ссор и даже драк. Кто-то, наоборот, обожал своих младших и боготворил старших сестер и братьев всю жизнь. Но большинство признавало, что рады тому, что имеют их. Плохих, хороших, но связанных с ними кровью, которая, как известно, не водица.