Спускаясь по лестнице, Мэри вдруг сквозь веерообразное окно над входной дверью заметила непокрытую светловолосую голову Перси. Он в одиночестве поднимался по подъездной аллее, явившись раньше времени. Паника, которая таилась на дне ее души все это время, нахлынула, словно волна. Мэри бросилась к двери и, задыхаясь, успела распахнуть ее до того, как Перси потянул за шнурок звонка.
Она сразу поняла, зачем он пришел и что хотел сказать. Его глаза казались прозрачными, как стекло, а нижняя челюсть твердостью могла поспорить с камнем.
— Я знаю, что явился раньше времени, Мэри, но мне нужно сообщить тебе кое-что до прихода остальных. Отец с матерью приедут чуть попозже на машине. А я пришел пешком, чтобы подышать свежим воздухом.
Ее неуверенная улыбка погасла.
— Должно быть, тебе многое нужно мне сказать.
— Боюсь, что да.
— В мой день рождения?
— Ничего не могу с собой поделать.
— Что ж, входи. Моя мать еще не спустилась.
— Твоя мать? — Он нахмурился, услышав непривычное обращение.
— Да. Полагаю, я... теперь иногда называю маму именно так. — Под его критическим взором Мэри вспыхнула. — Давай я помогу тебе снять пальто.
— В этом нет необходимости. Я ненадолго.
Его слова прозвучали как пощечина.
— Перси, ты не можешь так поступить со мной. Сегодня мой день рождения.
— Собственный день рождения интересует тебя лишь потому, что он приближает тебя к безраздельному владению Сомерсетом.
— Ага, ты имеешь в виду «Находку», верно? — Ей вдруг стало трудно дышать. — Ты полагаешь, что таким образом я навеки подтвердила свою привязанность к Сомерсету.
— А разве это не так?
— Перси... — Мэри отчаянно пыталась подобрать слова. — Покупка «Находки» не стала для меня выбором между тобой и Сомерсетом. Я не могла упустить такую возможность. Мое решение никоим образом не касается тебя. У меня... было очень мало времени, чтобы все взвесить. В тот момент я даже не думала о тебе, о том, как эта покупка скажется на наших отношениях... и о том, что
— Даже если бы у тебя было достаточно времени, неужели это что-либо изменило? Ты ведь все равно купила бы плантацию.
Мэри показалось, что ее загнали в угол. Как же объяснить ему, что у нее попросту не было выбора? Она молча смотрела на Перси, и в груди у нее все сильнее разгорались боль и досада.
—
— Да! — выпалила она.
— Так я и думал. — Его ноздри гневно раздувались. — Боже мой, Мэри... — Он окинул ее взглядом с головы до ног, и она сжалась, представляя, как старомодно выглядит в своей древней тафте с затянутой талией и грудью, бесстыдно выпирающей из кружевного выреза. В моде были свободная талия и плоская грудь.
— Твоя молодость проходит, а у тебя не нашлось ни одного дня, чтобы насладиться ею, — продолжал Перси, и его губы презрительно дрогнули. — Тебе следует посещать вечеринки и танцы, носить красивые платья и флиртовать с мужчинами. Но ты только взгляни на себя! Ты измучена и истощена, работаешь по восемнадцать часов в сутки, как поденщица, и ради чего? Чтобы жить в нищете, в постоянном беспокойстве, хватит ли у тебя денег на кусок хлеба? Чтобы носить платья, которые вышли из моды? Чтобы читать при свете керосиновой лампы? Ты уже потеряла брата и мать, а теперь готова лишиться мужчины, который любит тебя, который может дать тебе все. И ради чего? Ради плантации, которая требует от тебя каторжного труда, выжимает из тебя все соки и которая
— Но так будет не всегда. — Мэри простерла к нему руки. — Через несколько лет...
—
— Что... что ты хочешь этим сказать?
Перси отвернулся, и его красивое лицо исказилось. Мэри еще никогда не видела, чтобы он плакал. Она шагнула к нему, но он выставил перед собой руку, останавливая ее, а другой выхватил носовой платок из внутреннего кармана пальто.
— Я хочу сказать тебе то же самое, что ты пыталась втолковать мне с самого начала. Я надеялся, что смогу отвоевать тебя у Сомерсета, но теперь понимаю, что ошибался. Я оставил тебя в покое, чтобы дать тебе время понять, как ты нуждаешься во мне и хочешь меня, но ты лишь заполнила его дополнительной работой... Я схожу с ума, а ты, черт тебя возьми, выращиваешь очередной ряд хлопковых кустов.
Он вытер глаза и повернулся к ней.
— В общем, такая жизнь не для меня. Ты была права, Мэри. Мне нужна женщина, которая будет любить меня и наших детей больше всего на свете. Я не желаю делить ее с плантацией. Теперь я это знаю и на меньшее не согласен. Если ты не можешь дать мне этого...
Он смотрел на нее с отчаянной надеждой. На его лице отражалась такая мольба, что Мэри поняла - сейчас или никогда. Если она позволит ему уйти, он уйдет навсегда.
— Я думала, ты любишь меня...
— Люблю. И в этом весь трагизм положения. Итак, что ты выбираешь - меня или Сомерсет?
Мэри в отчаянии заламывала руки.
— Перси, не заставляй меня делать выбор...
— Тебе придется. Каким он будет?