Дверь с шумом распахивается, и на пороге появляется адвокат в таком виде, будто прорывалась пешком через снежный буран в чаще леса: лицо раскраснелось, волосы растрёпаны, на синем пальто белые погоны…
– Олег Андреевич! Мы ведь договаривались!..
Капитан приподнимает брови, изображая удивлённое внимание, но Анна Игоревна вдруг замирает, поворачивает голову, и мне отчётливо видно, как её рот приобретает форму буквы «о».
– Вы ведь не могли без меня, – проговаривает она еле слышно, таращась на что-то в конце коридора. – Это же нарушение… Это же…
Она бросает на меня взгляд, полный ужаса, потом мы обе смотрим на Князева – тот недоумённо хмурится.
– Анна Игоревна, драгоценная, а что, собственно…
Адвокат молча делает шаг вперёд, освобождая проход. За её спиной я, к собственному изумлению, вижу Сашку с растерянной и виноватой улыбкой, а рядом с ним, цепко держась за рукав его свитера, стоит девушка в чёрном платье, тонкая, бледная, с распущенными белыми волосами. Она обводит комнату медленным взглядом, смотрит на меня – и вдруг улыбается, и в глазах её вспыхивает огонь, и по платью бегут язычки пламени.
– Здравствуйте, – говорит Саламандра высоким, чуть хрипловатым голосом. – Кто из вас будет Е-ка-те-ри-на?
Внутри что-то звонко щёлкает, затылок изнутри опаляет жаром. Что, дорогая, хотела чуда? На, кушай полной ложкой, да смотри, не обляпайся…
Все взгляды скрещиваются на мне.
Я встаю.
Что ж, надеюсь, они хотя бы возьмут новый веник.
Глава 9. О желаниях, полномочиях и вторжениях
Первым приходит в себя Князев.
– В законодательстве, – тяжело произносит он, – закреплено право подозреваемого на освидетельствование с участием высших элементалей, однако это не обязанность. Ходатайства Платоновой Екатерины по данному вопросу в материалах дела не имеется. В связи с чем…
Саламандра плавно поворачивает голову и глядит на него огненными глазами, не переставая улыбаться. Капитан запинается, и мне кажется, что он сейчас шагнёт назад, но он лишь упрямо наклоняет голову.
– Кто вас вызвал?
Огненный взгляд перемещается на Сашку, тот расправляет плечи. Князев подозрительно щурится на него, потом снова смотрит на Саламандру.
– Данный субъект не относится к участникам уголовного дела, следовательно…
– Красный Камень, – певуче произносит Саламандра, – слышит каждого.
Капитан выглядит так, словно хочет выругаться. Адвокат прижимает ладонь к губам. Я очень не хочу смотреть на Сашку, но взгляд помимо воли утыкается в его лицо. Он в ответ ухмыляется – нервно, но задиристо.
– Идиот, – произношу одними губами. Хочется сказать больше, хочется кричать, и Гошка в клетке реагирует на моё настроение жалобным свистом, но горло словно сжимает невидимая рука, запирая все возражения.
Красный Камень на самом деле тёмно-серый, почти чёрный. Этот здоровенный круглый булыжник стоит в сквере неподалёку от центральной площади. Считается, что он исполняет желания, и постамент вокруг него заполнен крошечными разноцветными свечками в плошках, на которых суеверные личности сжигают записки с просьбами. Глупость, на мой взгляд, но если кому-то так проще…
Однако есть желание, которое Камень выполняет всегда.
Вызов элементаля.
Если бы я решилась на освидетельствование, то по моему ходатайству специальный сотрудник в течение суток приехал бы к Камню и приложил руку к светящемуся алым отпечатку ладони на его боку. Саламандра явилась бы на зов, её бы со всем почтением доставили на место допроса, оформили нужные документы и обеспечили необходимые условия для проведения, хм, следственного действия.
Однако право на вызов имеется не только у подозреваемого и обвиняемого: те, кто считает его виновным – или не виновным, – тоже могут попытать счастья и решить вопрос быстрее. Вот только в случае ошибки тот, чья ладонь коснулась камня, будет испепелён на месте, такой вот штраф за ложный вызов. Камень со всех сторон обвешан табличками с предупреждениями, но жаждущие высшей справедливости всё равно находятся.
По этому поводу тоже есть куча норм, правил и разъяснений, но прямо сейчас я понимаю только три вещи.
Если я откажусь от освидетельствования, Сашка умрёт.
Если я соглашусь и окажусь виновной, он, идиот такой-сякой-разэтакий, умрёт тоже, во имя этой долбаной справедливости, и выметать из этой комнаты нас будут одним веником.
А если я выживу…
Сама его придушу, честное слово!
Анна Игоревна кашляет и мрачно, если не сказать зло, глядит на Сашку:
– Вы вообще кто такой?
– Жених её, – нагло отвечает тот и подмигивает так, что я тоже закашливаюсь.
Нет, точно придушу!
Князев смотрит на меня, явно колеблясь. Мне на миг становится его жалко – ему, бедняге, при любом исходе дела кучу отчётов писать.
– Вы не обязаны, – начинает он, но я перебиваю:
– Согласна.