Знак Зевса

Царю сообщили, что хозяин поместья – Фрасил; с ним он был знаком по Фивам, подростком. Они шесть лет не виделись, но Филипп знал, что Фрасил был ранен в плечо и оставил армию. В приграничной зоне приобрёл разорённое фракийцами имение, и всё это время его восстанавливал.

Когда Фрасилу сказали, что царь с отрядом посетит его дом, он обрадовался, только засомневался, достаточно ли у него припасов, чтобы достойно встретить гостей; коням дать корм, и чтоб царские слуги и рабы не остались голодными. Узнав от дозорного, что царь уже здесь, вышел встречать.

Широкоплечий мужчина с буйной шевелюрой и такой же густой чёрной бородой стоял на пороге, улыбаясь.

– Филипп! Хайре! Как доехал, царь?

Оказывается, Филипп был рад встрече с давним товарищем.

– Всё хорошо, Фрасил! Рад видеть тебя! – Он заключил Фрасила в объятия.

Хозяин дома приветливо поздоровался с приближёнными царя – многих он знал, затем проводил Филиппа через прихожую в широкий коридор, откуда они попали во внутренний двор, аулу.

– Я здесь ещё не всё закончил. – Фрасил показал на ряд изящных колонн, окружённых строительными лесами.

Увидев царя так близко, рабочие, не скрывая любопытства, разглядывали его, но без опаски. В разных концах большого строения хлопали дверьми, показывались и скрывались люди, которые что-то приносили, другие – уносили. Царь отметил, что его рады видеть.

Внутри дом выглядел просторным, возможно, потому, что из-за ремонта не вся мебель была расставлена; отсутствовали бытовые мелочи, какие обычно дополняют уют или кричат о роскоши. На этот момент жилище представляло собой смесь вкусов богатого грека с македонской скромностью и домовитостью: алебастровая лепнина на потолках, коринфские колонны, подпиравшие входной портал; мраморные и бронзовые статуи разных величин, изваянные, по всей видимости, неплохими греческими мастерами, и расставленные, казалось, в непродуманном беспорядке – на полу и в стенных нишах. Фрасил, заметив интерес на лице царя, пояснил:

– Несколько статуй остались от прежнего хозяина – видимо, большого любителя искусства, а прочие предметы я подбирал сам.

– У тебя вкус настоящего эллина! – отозвался Филипп.

Внутренний двор был открыт небу и солнцу, так как, по задумке хозяина, не имел покрытия. По периметру виднелись входы в жилые комнаты, столовую, подсобные помещения и кладовые для продуктов и домашней утвари. Деревянная лестница вела на второй этаж, где размещались женские владения – гинекей. Там супружеская спальная, комнаты хозяйки и детская; на втором этаже содержалась прислуга из рабов, располагалась небольшая мастерская, где хозяйка дома и рабыни проводили время за ткачеством и рукоделием.

Стены дома были выложены из тёсаных камней таким образом, что в чрезвычайной ситуации, во время нападения врага, можно было выдержать небольшую осаду до прихода помощи соседей из ближайших поселений. Также на случай осады устроена добротная отдельная комната, опистодом, без окон и с узкой дверью из прочных дубовых брусьев на металлических полосах. В опистодоме хранится боевое оружие, семейные ценности и запас продовольствия на семью. В глубине аулы размещался каменный алтарь Зевса, где хозяин ежедневно совершал обряд с жертвоприношениями и дарами.

Как пояснил Фрасил, первоначально во всём доме имелись глинобитные полы. Теперь в жилых комнатах настилались доски, а в мегароне, главном помещении, – со вкусом изготавливались красочные мозаичные полы. Филипп увидел мастера, тщедушного телом человека, руководившего процессом. Под его началом возились два юных помощника; в большом медном тазу они размешивали соединительную смесь. Подростки бросили своё занятие, как только подошёл царь, откровенно проявляя к нему неприкрытое любопытство. На полу в разных коробочках лежали тысячи мелких камешков и полупрозрачных кубиков разной формы и цвета, готовые по команде художника – а иначе мастера не назовешь – занять отведённое им место в напольной картине. Мозаика изображала двух воинов, грека и фракийца, настолько реально, что, казалось, чувствовалось их сдавленное дыхание, физическое напряжение, с каким они сошлись в смертельной схватке. Никто из воинов пощады не ожидал! Царь был восхищён.

– Как зовут тебя? – Филипп привлёк внимание мастера, занятого своим делом, тронув за плечо.

– Диофан я, из Самоса.

– Мне нравится твоя работа, «Любящий бога» (Дио-фан). – продолжал восхищаться Филипп. – Но скажи, почему в твоей картине преимущество красного и чёрного цветов? Разве нет иных красок: синего, зелёного или жёлтого?

– Мой господин, я благодарен за внимание, проявленное к моему творению. Но ты задаешь вопрос, на который ответить не просто. У меня особое отношение к цвету: красный цвет – атрибут яростного бога войны Ареса, для которого нет ничего приятнее сражений, губительной вражды и смертоубийства. Здесь изображена схватка двух мужественных воинов, но один умрёт. Таковы законы войны! В таком случае уместен чёрный цвет – символ смерти. Остальные цвета лишь дополняют или обедняют палитру художника.

Филипп остался доволен.