Знак Зевса

Филипп добродушно рассмеялся, потягиваясь сильным мускулистым телом. Фрасил осторожно спросил:

– Когда подавать завтрак, царь?

Филипп не ответил, задумавшись. Затем встал, накинул хитон, неторопливо подошёл к открытому настежь окну; ночью было душно. Всмотрелся в хмурившееся низкой дождливой тучей небо. Фрасил переспросил царя, но тот махнул рукой.

– С завтраком погоди. Я не голоден. – Царь кивнул в сторону недавно возведённых хозяйственных построек. – Вижу-вижу, времени зря не теряешь – обрастаешь добром.

Фрасил не понял, с одобрением это сказал царь или осуждая.

– Молодец, Фрасил! Мне помнится, после фракийцев здесь оставались одни развалины. Все бы македоняне так возрождали Македонию!

Фрасил благодарно улыбнулся. Он не хотел вспоминать, сколько усилий, времени и, конечно, серебра потратил на эти развалины, как определил царь. Но сейчас это его дом, можно назвать, добротное поместье.

– Страшно было начинать. Ты знаешь, Филипп, что любое большое дело состоит из нескольких малых дел. Мой отец учил меня, чтобы преодоление трудного я начинал с малого, но наиболее преодолимого. Я начал с малого: построил небольшой дом, куда перевёз семью, засеял поле, восстановил сад, привёл в порядок виноградник. Потом пристроил к дому новые помещения, чтобы в нём хватило места всем. Да что – я! Ты, царь, подаёшь пример всем нам тем же. Начал с малого похода на иллирийцев. Победил их, а после начал воевать с Фракией. Вот почему всё тебе по силам, дальше ты пойдёшь туда, куда направлены твои помыслы.

Филипп резко повернулся к другу:

– Хорошо сказал ты, Фрасил! Меня тоже так учил мой отец: большое дерево вырастает из малого прутика, поселение начинается с одного дома, а огромный холм насыпается с горстки земли. Фракия – первый шаг, на очереди Греция, дальше – Персия, мой друг Фрасил.

– Ты задумал идти на персов?

– Сорок лет назад храбрейший спартанский царь Агесилай собрался в поход на персов. Тогда у него ничего не вышло. Теперь очередь Македонии! Но к этому большому предприятию ещё нужно долго идти, совершить много, как ты говоришь, малых дел.

Царь посмотрел на Фрасила, словно ища в нём поддержки, потом с шутливой укоризной сказал:

– Я знаю, Фрасил, как ты владеешь мечом, ты храбрый воин. Поэтому я не думаю, что ты до конца дней своих будешь отсиживаться в своём поместье. Занятие сельским хозяйством достойно грека, а македонянину ближе военное ремесло.

Увидев, как вспыхнуло лицо Фрасила, царь обнял его.

– Знаю, ранен ты серьезно. Но лев лишь в старости учится охотиться за мышами. Ты молод и полон сил и, главное, умен. Мне нужны не только храбрые командиры, храбрость и сила – удел рядового воина. Мудрость военачальника – вот залог побед македонского оружия. Скоро разгорится сильный огонь, жарко станет обидчикам македонян! Не будешь же ты отсиживаться у домашнего очага, когда твой царь и друг пойдёт сражаться за отечество?

У Фрасила глаза загорелись преданностью.

– Филипп, почему ты сомневаешься в моей верности тебе и нашей дружбе? Я готов сейчас же оседлать коня и устремиться за тобой!

Царь улыбнулся.

– Нет-нет, мой друг, не сейчас. Выздоравливай. Я тебя позову.

Филипп снова замолчал, думая о своём. Словно очнулся, обратился к Фрасилу:

– Ты вспоминаешь Фивы?

– А как же, Филипп! Разве можно забыть Фивы, где прошло наше детство?

Филипп согласно закивал. Фивы всплыли вдруг так ясно, будто вчера он вернулся оттуда домой. Мудрое время сгладило многие подробности украденной юности, но горький осадок безысходности остался навсегда…

Глава 9. Фиванский заложник

Эпаминонд

Во время спора за македонский престол между Пердиккой, сыном умершего царя Аминты, и Птолемеем, опекуном его детей и зятем, за третейским решением стороны обратились к Фивам. Прославленный фиванский полководец Пелопид поделил Македонское царство на две неравные части, из которых большую передал в управление Птолемею, остальную – юному Пердикке. Покидая Македонию, Пелопид забрал с собой в качестве заложников пятьдесят детей из родовитых македонских семей, в числе которых был двенадцатилетний Филипп, младший брат Пердикки, и шестнадцатилетний Филоксен, сын Птолемея. Такова была практика решения многих военных конфликтов и межродовых розней.

Филоксена поселили в доме олигарха Паммена, где жил он, не общаясь почти ни с кем из земляков-сверстников. У дома постоянно находился стражник – то ли опекал его, то ли стерёг. За остальными ребятами особого надзора не велось. Их судьбой, как и настроением или здоровьем, никто никогда не интересовался, в то же время со стороны фивян особой враждебности к ним не проявлялось. Разве что на первых порах на лицах граждан можно было увидеть некое любопытство, сменившееся вскоре полным безразличием. Юные македоняне с первых дней в Фивах чувствовали себя с определённой долей свободы, но помнили, что находятся в лагере неприятеля, без любви и внимания родных и близких. Со временем ребята и к этому состоянию пообвыкли, справлялись с жизненными проблемами вне семьи и отчизны.