Знал бы прикуп

…Конечно, это была одна из самых безрадостных близостей в моей жизни. Для близости может быть только один повод: желание. Из жалости — это уже не близость — гуманитарная помощь.

Я прикасался к ней, ощущал чужой, не Ольгин запах, не Ольгину кожу и думал: «Что я делаю? Зачем?»

Лучше бы она не выключала свет. Глядишь, ее экстравагантная внешность и отвлекала бы меня. В темноте без помех маячили перед глазами картинки, норовящие спугнуть проблески желания: то Шрагин, потеющий во время игры, то — он же, в замочной скважине, то никогда не видимый мной, похожий на покойника, которого я наблюдал в морге, когда делал передачу. Садист.

Но самое удивительное, что я почти сразу понял: она испытывает то же. И ей эта близость нужна, как презерватив импотенту. Вещь в принципе полезная, и можно примерить, но радости от нее никакой.

Потом мы лежали все так же, в темноте. Уже не прикидывались любовниками, и это хоть как-то выручало.

Молчали. Моя партнерша курила. Расшаркиваться друг перед другом словами благодарности и нежности не было смысла. Кого дурить? Взрослые люди совершили ошибку. Не самую серьезную в жизни, но очевидную. Зачем же обсуждать. Других проблем хватает.

— Ты поможешь мне? — между затяжками вернулась к проблемам она.

— Нет.

— Почему?

— Это бессмысленно. Надо искать другой путь.

— Ты достал деньги?

— Нет, — после паузы ответил я. И подумал: если бы позвонил профессору до того, как отдал Ольге деньги, пожертвовал ли бы их другой страждущей. Точного ответа на этот вопрос у меня не было. Скорее всего для начала отправил бы страждущую на повторное обследование. А если бы диагноз подтвердился?… Сейчас, после близости, вызывающей ощущение обворованности, лучше было этим вопросом не задаваться.

— Я все равно сделаю это, — спокойно поведала она.

— Ничего не выйдет. — Не сомневался, что мои слова ее не остановят.

— Я хочу, чтобы ты научил меня пользоваться видеокамерой.

— Зачем?

— На всякий случай.

Я усмехнулся:

— Даже если ты снимешь их с оружием или обсуждающих планы, это ничего не докажет. И они не заплатят.

— Посмотрим. Ты научишь меня?

— Что за камера?

— Маленькая «Сони».

— Там все просто. Поставь на автомат и включай.

— Спасибо. Я, правда, рассчитывала, что ты мне поможешь и делом.

— Зря.

— Уже поняла. Но если что, могу к тебе зайти? Студенты что-то загуляли. — Она усмехнулась. — Ты будешь здесь?

— Завтра вернусь домой.

— Может, не стоит?

— Договорился с людьми. Придут ко мне после десяти.

— Будь осторожен.

Я промолчал.

— Пойду, — сказала она.

Я обрадовался. Вслух заметил:

— Оставайся до утра.

— А студенты? — подсказала она вариант уступки.

— Да, — согласился я. — Еще могут прийти. Я тебя проведу.

— Не надо. Ты же знаешь, я этого не люблю.

Я не только знал об этом, но и догадывался почему: бережет провожатых.

Говорить больше было не о чем.

Она, скрипнув диваном, сошла с него. Включила свет, повернувшись ко мне спиной, стала сосредоточенно одеваться.

Я наблюдал за ней и думал о том, что при других обстоятельствах такую женщину принял бы за подарок судьбы. Особенно если бы она перепала мне на один вечер.

Сейчас хотелось поскорее остаться одному. Тет-а-тет с мыслями, с ноющим зубом — Ольгой, с омерзением к самому себе.

Она оделась. Выпрямившись, какое-то время молча разглядывала меня.

Я не улыбнулся, не подмигнул ей. Взирал равнодушно и серьезно. Любое сюсюканье было бы ложью, и мы оба знали об этом.

— Пока, — сообщила-спросила она.

Я пожал плечами.

— Если что — зайду, — напомнила она.

— Заходи. — Я готов был согласиться на что угодно, только чтобы сейчас меня оставили в покое.

Она еще несколько секунд изучающе глядела на меня. И пошла к выходу. Из прихожей заметила:

— Не забудь запереть дверь.

Дослушав, как стихли ее цокающие на лестнице шаги, я, замотавшись в простыню, прошаркал в прихожую, опустил на замке «собачку».

Испытывая облегчение, вернулся в комнату. Вновь устроился на диване. Попытался заново осмыслить все услышанное от гостьи. Но не мог даже приступить к осмыслению. Память настырно возвращалась к самой гостье. Что-то тревожило меня. Мешало. Как будто при сборке часов одну из шестеренок не установили в нужном месте, а уронили в механизм. И нужная деталь стала помехой.

Я эту деталь нашел. Готов был разобрать все до винтика, но обнаружил почти в самом начале. Сомнений в том, что деталь та, — не было. Как и в том, что без нее механизм не будет точным.

Усмехнулся находке, хотя правильнее было в сердцах хлопнуть себя по лбу. Как умудрился обронить ее…

Женщина, которая втянула меня во всю эту историю, знала, кого втягивает. Знала об известных только узкому кругу фактах. О моем прошлом, о письмах, об Ольге. И ложь, что всю эту информацию получила от какой-то знакомой Шрагина. Потому что и Людвига втянула вовсе не случайно. Лучшей кандидатуры, чем он, для ее плана было не найти. Но о Людвиге я рассказывал только своим. Немногим, кому доверял.

И эта же женщина, воспользовавшись своим ключом, вошла в мое убежище.

У всего этого могло быть только одно объяснение: она — та самая любовница Борьки.

ГЛАВА 26