Знамение змиево

Воята почтительно поклонился, зная, что сделает всё наоборот. Еленка с ним не пойдёт, это он твёрдо решил. Дорогу найдёт сам, а ведь если… Сердце обрывалось: отец Касьян рассчитывает, что в избу Крушины парамонаря приведёт Еленка, что они вечером будут там вдвоём… ждать восхода полной луны. И если сумежский обертун прибежит туда в зверином облике, то… Даже про себя Воята не смел вымолвить, чего опасается. В мыслях не укладывалось такое коварство, такая жестокость. Пусть в отце Касьяне две души, но одна-то из них человечья! Тут он вспоминал об участи Страхоты и понимал: надежды нет. Коли Плескач в молодости родного брата не пожалел, чего жалеть жену, давным-давно его покинувшую и к тому же знающую о нём слишком много? Двенадцать лет она прожила спокойно, потому что молчала. Но теперь, встретившись с Воятой, Еленка заговорила, а значит, сделалась слишком опасна для мужа. Пусть Еленка сидит дома. А в спутницы себе Воята наметил другую – рогатину острую.

Ему же самому не стоило медлить. Едва отец Касьян уехал, Воята быстро собрался и побежал к Егорке на выгон.

Тот, как обычно, сидел на осиновом пне и неспешно плёл лукошко. Никакого скота поблизости видно не было, он гулял в лесу и вернётся на закате, при звуках Егоркиного рожка.

– Никола в стадо! – выкрикнул Воята. – Копейцо мое…

– Идём.

Егорка привёл его к себе в избу, зазвал внутрь, и там Воята сразу увидел у стены в углу рогатину, уже насаженную на длинное древко.

– Ясень! – с гордостью пояснил Егорка, пока Воята её рассматривал. – Он гибкий, прочный, удар держит, не ломается.

– Вот спасибо! – Воята оценил услугу, которая сберегла ему немало времени.

Да и не сумел бы он, без опыта, так хорошо насадить рогатину сам.

Выйдя наружу, он примерился на просторе, сделал несколько выпадов. Егорка не показывался, и Воята ждал, чтобы попрощаться. Когда же пастух вышел, у него в рука был некий подсилок, в котором Воята признал самострел – весьма старый по виду, но годный.

– Вот ещё возьми-ка с собой, – сказал Егорка. – Пригодится. Обращаться умеешь?

В том давнем походе на чудь Воята учился, наравне с прочими отроками, стрелять из самострела и лука, но на всякий случай сделал несколько выстрелов, метя в гнилое бревно на краю выгона. Стрел у Егорки нашлось только две, но Воята надеялся, что для ближнего боя ему этого хватит.

– И возьми-ка ты Дрозда! – Егорка кивнул на серого мерина, пасшегося поблизости. – Не то раньше времени умаешься, бегаючи.

– Да стоит ли? – усомнился Воята. – Конь-то чужой, а просить Трофима – он спросит, куда мне и зачем…

– Так бери – до завтра Трофим не хватится. Тебе нынче время терять нельзя. До места дойти мало, ещё кой-чего надо сделать. Я вот тебя научу… И зайди – седло дам.

Увидев Вояту верхом на коне и с рогатиной в руке, Егорка с довольным видом ухмыльнулся:

– Ну ты как есть Егорий Храбрый!

* * *

Верхом Воята добрался до Пестов, когда солнце ещё было высоко. Еленка, возившаяся в огородных грядах, всплеснула руками, когда его увидела.

– Ты знаешь что, – сказал ей Воята, – нынче иди-ка ночевать к родным куда. Одна дома не сиди.

– Полонь? – с пониманием спросила Еленка, однако, несколько переменившись в лице. – Ты его подстеречь надумал?

– Я – его, он – меня. Кому Бог пошлёт счастия, к утру узнаем. Только ты, как стемнеет, из дому не выходи и сиди с людьми. Он-то далеко нынче ночью должен быть, но знаю – умысел у него есть на тебя.

Воята понизил голос, стараясь, чтобы она не слишком испугалась, но Еленка встретила эти слова равнодушно.

– Я двенадцать лет жду, что придёт за мной, – обронила она. – Дивно, что не приходил… Я-то что – доля моя такая, с этими обертунами пропадать. Тебя мне жаль – парень молодой, жить и жить. Какие бесы тебя в наши дела втянули!

– Ничего! «Тии же всуе искаша душу мою, внидут в преисподние земли, предадятся в руки оружия»[74].

– Дай я хоть провожу тебя! Заплутаешь…

– Не заплутаю. А ты себя береги.

С тем Воята поскакал дальше, от Пестов на восток, по дороге на Божеводы. Где свернуть с дороги, он помнил – в прошлый раз посмотрел приметы. А на тропе, стоило ему усомниться, как голос Страхоты шепнул:

– Вон там. Где две сосны.

С таким провожатым точно не стоило утруждать немолодую женщину.

Проезжая по лесной заросшей тропе, Воята мысленно смотрел на себя со стороны и ухмылялся, благо никто не видел: верхом, с рогатиной – ну чисто Добрыня-воевода! Егорий Храбрый! Едет спасать царевну Елисафету от змия Смока – всё, как в сказании. И ведь правда, вздохнул Воята, перестав улыбаться. Артемию, лесную царевну, от змия в Дивном озере никто, кроме него, не спасёт.