Знаменитость

Но не вернулся, ни через полчаса, ни через час. Время его отсутствия отсчитывали настенные часы в зале ожидания. Этот круглый белый циферблат с двумя черными стрелками, словно издевался, измеряя часы моей глупости. Он уже, наверняка, где-то пьет. Непонятно что, и непонятно как, раздобыв на последние копейки. Вот к этому у него точно уникальный талант.

Я ворочался с боку на бок на жесткой лавке, не зная, куда деться от злости. Милицейский патруль уже дважды прошел мимо. Менты не подходили, но глядели в мою сторону недобро. Ближе к полуночи, от холода начала пробирать дрожь. Даже не верилось, что еще утром мы изнывали от жары и духоты в плацкартном вагоне. Впрочем, удивляться не приходилось. Мы далеко забрались к северу, и были уже на подступах к Ленинграду. Вдобавок, отчаянно хотелось есть.

В общем, когда часы принялись отсчитывать первый час ночи, я решил – хватит! Алеша был прав – пора расставаться. Больше я не собираюсь прощать ему ни одного подлого пьяного трюка. Хочет напиться где-то под забором – пускай пьет! Человек выбрал свою судьбу. А смысл моей жизни вовсе не в том, чтобы замерзать на голой вокзальной скамейке. Пора двигать в Ленинград, а затем – дальше.

Пассажирские поезда отпадали. Договориться с проводниками, чтобы провезли «зайцем» до самого Ленинграда совсем без денег или хотя бы без бутылки – пустые хлопоты. А на товарняк можно тайком залезть, спрятаться и двигаться в нужном направлении. Правда, предстояло люто замерзнуть на ночном ветру, скукожившись на каком-нибудь приступке вагона. Но так я хотя бы начну приближаться к Ленинграду.

На улице было сыро и холодно. Но дождь прекратился. Изо рта шел пар. Это особенно бросалось в глаза на освещенных участках перрона. Отдаленный громкоговоритель все время командовал кем-то на дальних путях. Я пробирался вдоль пассажирского состава. Посадка на поезд была в самом разгаре. Люди с сумками и мешками, билетами и толстыми кошельками, так активно штурмовали вагоны, что нечего было и думать, сунуться туда же на халяву.

Ярко освещенные окна вагонов манили теплом. И я поторопился отвернуться. Как бы невзначай, дошел до конца поезда, и юркнул за него, туда, где начинались второй, третий и прочие дальние пути. Где не было платформ, а только рельсы, шпалы, стрелки и семафоры. Прожекторы светили здесь реже. А на путях стояло сразу несколько товарных составов.

Предстояло найти вагон, чтобы там оставалось хоть сколько-то пустого места – залезть и приткнуться. А еще важно было не попасться на глаза железнодорожникам, которые обходили товарные составы, постукивая молоточками по буксам.

И тут состав, прикрывавший меня от лишних глаз со стороны вокзала, с металлическим лязгом шевельнулся. Передо мной начала движение здоровенная железнодорожная цистерна. А там, где бока цистерны, нависали над платформой, оставался небольшой треугольник свободного пространства. Конечно, на скорости такой пятачок будет продуваться ветром насквозь. Но мне уже было все равно. Главное, что поезд катился в том же направлении, что и вечерняя электричка. И были поручни, за которые можно ухватиться.

Я решил не мешкать. Пробежал несколько шагов, подпрыгнул вверх и подтянулся на руках. И только вскарабкавшись под бок цистерны, и заняв тот единственный свободный кусочек пространства, я понял, что второй раз так сделать уже не смогу – последние силы кончились абсолютно. И тут вдруг поезд затормозил. Семафор совсем близко горел ярким красным светом. Поезд стоял, а громкоговоритель надрывался прямо у меня над ухом. Наконец, я заметил, как с другой стороны к нашему составу приближается одинокий локомотив. Видимо, еще предстояла замена тепловоза. Громкое фырчание локомотива, проходившего мимо, на какое-то мгновение заглушило надоедливый громкоговоритель.

Поэтому я не услышал, как ко мне подошли. И только обернувшись, внезапно обнаружил, что с земли на меня, скрючившегося вплотную к цистерне, изумленными глазами смотрит путевой обходчик. И два милиционера с ним. Те самые, которые еще недавно патрулировали вокзал. Они меня и сцапали.

При задержании я не оказал сопротивления. И не потому, что свежи были воспоминания о милицейских дубинках, которых мне довелось отведать в начале лета. А просто за несколько минут на железной платформе я успел промерзнуть сильнее, чем за час на вокзале. И возможно, к утру, если бы товарняк шел без остановок, я бы там заколел насмерть. Так что возможно, эти два милицейских сержанта спасли мне жизнь. Но не испытывали по этому поводу никакой радости.

Задубевшие ноги плохо слушались. Пару раз меня крепко шатнуло на ходу. Даже пришлось схватиться за столб, чтобы не упасть. Менты оценили мое состояние по-своему.

– Пьян, похоже, вдребезги, – предположил один. – Может сразу в «трезвяк» его отвести?

– Нормальный же не полезет по такому холоду на открытую платформу. Только пьяному море по колено, – согласился второй.

А мне было все равно – лишь бы в тепло. Поэтому я безропотно спустился в подвальчик привокзального вытрезвителя, не реагируя на злые тычки подгонявших блюстителей закона.