Знаменитость

– Да мне не к спеху, как-нибудь доберусь, – махнул рукой Алеша. – Ну, здравствуй, Пал Палыч, дорогой! Какими судьбами тут?

И, глядя, как обнимаются здоровенный капитан и тощий певец, мне вдруг стало жгуче стыдно. Алеша мыкался босиком по лужам, стучался в чужие квартиры, предлагая на продажу самое дорогое – гитару, ради которой он позавчера рисковал жизнью, страшась высоты. Он за бесценок отдал свое единственное сокровище, только чтобы сделать другу сюрприз – купить билет домой! А друг все это время исходил злостью на него и недоверием.

При этом Алеша даже не задумывался, как самому добираться домой. Да и какой у него дом? Что его ждет? Снова рабство, снова блатные песни, зарабатывать деньги бандиту, которого он ненавидит. И вот туда он собирается «добраться как-нибудь» в домашних тапочках. Лишь бы друг смог нормально уехать и дальше жить в достатке и безопасности.

Именно в тот момент я понял, что не хочу жить в достатке и безопасности такой ценой.

– Пал Палыч, где на вокзале сдают билеты? – поинтересовался я.

– Ты что, Сергей! – всполошился Алеша. – Я там такую очередь в кассу выстоял.

– Сдадим этот билет, купим на электричку, доберемся до Гатчины, там запишем концерт у Витьки, как собирались, а потом уже я уеду, – перечислил я. – По-другому не хочу.

– Но ты же на пароход опоздаешь? – втолковывал мне Алеша. – Ты брось, Серега, это уже не шутки!

– Значит, доберусь на Север как-нибудь иначе. На вездеходе или на оленях, – возразил я. – Что-нибудь придумаю. А пока мы в Гатчине, про это же не знает ни одна живая душа, и искать нас там не будет. А как только дело сделаем, я в тот же день уеду…

Алеша переводил растерянный взгляд с меня на милицейского капитана.

– А что? – пожал плечами здоровяк. – Студент дело говорит. Запишете концерт. Мне тоже пленочку подгоните. И вообще, зачем вам ждать электричку до Гатчины?.. Тут всего километров двести. Я вас на «воронке» сейчас туда отвезу. Ночью дороги пустые – мигом домчимся!

И все как-то сразу встало на свои места. Мы сдали билет в кассу возврата. И уже садились в милицейский УАЗик.

– Я тебя, Сергей, сзади посажу. Туда, где задержанных, – предупредил капитан. – В кабине место только для одного человека. Туда Алеша сядет. Я ему в дороге свои новые песни петь буду. Сочинил много. Очень важно, чтобы знающий человек оценил – стоящие песни или так себе.

Алеша немо посмотрел на меня в ужасе от такой перспективы, но безропотно полез в кабину.

– Не нравилось мне в Ленинграде, – вздохнул капитан, запирая меня в зарешеченном отсеке для нарушителей. – Суеты много. То ли дело в Соликамской зоне было! Она от города далеко. Смену сдашь, за ворота выйдешь, а там: красота, простор, воздух…

Кое-как примостившись на коротенькой жесткой лавочке, я еще подумал, что лучше трястись двести километров здесь, чем в кабине, где начальник во всю глотку распевает дурацкие песни, своим пронзительным голосом. И, мысленно согласившись с этим, я успокоился и незаметно заснул.

Ч

асть четвертая.

Право голоса

22 Окурок в магнитофоне

Я вышел с пустыми руками уже из третьего магазина подряд. Посмотрел на часы. Десять минут двенадцатого – вроде бы самое начало дня. Но время его уже неумолимо таяло. А только этот единственный день, был в моем распоряжении, на все дела, которые надо сделать в Ленинграде, куда я тайно выбрался из Гатчины. Там, в квартире Витьки Зяблика, мы уже неделю скрывались и готовились к записи. И я не рассчитывал, что дурацкие проблемы возникнут с самого утра.

Из продажи исчезла магнитофонная лента. В магазине радиотехники «Мелодия» у Пяти углов ее не оказалось. И в «Электроне» на Васильевском острове было хоть шаром покати. Как будто во всем Ленинграде пленка разом исчезла с прилавков. Оставался шанс случайно набрести на последние завалявшиеся запасы в магазинах каких-нибудь отдаленных районов. Но я не мог наудачу весь день мотаться из конца в конец огромного города. Важно было успеть сделать несколько дел, и не влипнуть ни в какую историю.

Продавцы, которых я уговаривал продать пару бобин из-под полы, только пожимали плечами. Я так и не понял: действительно нет завоза пленки во всем Питере, или идет какой-нибудь скрытый милицейский рейд, и они боятся продавать из-под прилавка?

А мне ведь еще и не всякая пленка подходила! Лучше всего была бы конечно западногерманская импортная пленка «BASF» или японская «Maxell». Но такой лютый дефицит, найти в свободной продаже без блата было не реально. В магазинах могла попасться ГДРовская пленка «OR-WO» – это был бы наиболее подходящий вариант из реальных. Отечественную пленку в Союзе производили шосткинский комбинат «Свема» и казанская «Тасма». «Свема» тоже годилась на крайний случай, «Тасма» же считалась полным дерьмом, и на нее старались не записывать музыку даже любители. Но сейчас в магазинах не было вообще ничего – пустые полки.