Знаменитые самоубийцы

– Он абсолютно себя не щадил, – вспоминает Михаил Мэров. – И этим в значительной степени определялась его требовательность к другим людям. Я, например, вспоминаю, какое неудовольствие вызывала у него моя просьба уйти в отпуск. Потому что он сам практически никогда в отпуск не уходил. Один раз уехал на машине на Украину, его нашли буквально в лесу и попросили вернуться. Но человеческие силы небезграничны. Он надорвался.

Мстислав Всеволодович болел давно, с молодых лет. Возможно, это началось еще в военные годы, когда он сильно мерз.

– Я помню, – рассказывала Вера Келдыш, – как в страшную зиму сорок первого года, когда морозы достигали сорока градусов, он бегал по улице в легких полуботиночках на тонкой подошве. Я считаю, что тогда и началось его заболевание. Помню, что в воскресенье он пришел к родителям и похвастался: «Вот в ЦАГИ нам выдали теплые американские ботинки военного образца». Вот эти бы ботинки, да пораньше… Это очень тяжелая болезнь, от которой он страдал четверть века: облитерирующий эндартериит: сужение кровеносных сосудов, которое заканчивается гангреной. Болезнь прогрессировала. В шестидесятые годы ноги у него постоянно болели, он начал прихрамывать. Иногда ночами не спал.

Келдыш страдал атеросклерозом сосудов нижних конечностей с перемежающейся хромотой, вспоминает академик Чазов. Весной 1972 года Мстислав Всеволодович обратился к Чазову за помощью. Сказал, что не может ходить: чуть пройдет, и возникают такие боли в левой ноге, что он вынужден остановиться. Чазов доложил Брежневу, для которого Келдыш был высшим авторитетом. За год до этого Келдыш получил третью Звезду Героя Социалистического Труда. Генеральный секретарь потребовал вылечить Келдыша.

По мнению Чазова, у Келдыша в этот же период произошел и психологический срыв:

«Будучи человеком сдержанным, даже в определенной степени замкнутым, он не очень делился складывающимися взаимоотношениями. Но то, что в определенных вопросах он не соглашался с руководством страны и отстаивал свою точку зрения, это факт. Устинов сам рассказывал о «стычках», которые у них происходили с Келдышем».

Министр здравоохранения Борис Васильевич Петровский тоже обратил внимание на сложное психологическое состояние президента Академии наук:

«Келдыш производил впечатление человека мрачноватого, особенно в последние годы жизни. Много лет не был в отпуске, по-настоящему не отдыхал, почти категорически отказывался от лечения. Только блеск глаз выдавал охватывавшие его эмоции, с которыми он обычно умел справляться».

Келдыш десять дней пролежал у Петровского в институте хирургии, его лечили барокамерами, но не помогло. Встал вопрос об операции. Семья хотела, чтобы это сделали иностранные врачи. Брежнев и Косыгин согласились. Келдыша оперировал знаменитый американский хирург Майкл Дебейки, который позднее консультировал президента Ельцина. Дебейки прилетел со своей бригадой. Операцию провели в Институте сердечно-сосудистой хирургии. Она продолжалась шесть часов. Дебейки удачно провел операцию аортобедренного шунтирования, соединив аорту с бедренной артерией для улучшения нарушенного кровообращения.

От денег Дебейки отказался, сказав, что ученые должны помогать друг другу.

После операции Келдыш продолжал много работать. Но операция не помогла вернуть утраченное здоровье. Он стал еще более молчаливым, порой мрачным. В мае 1975 года он обратился с просьбой освободить его от руководства академией, хотя в политбюро его просили остаться, откровенно говорили: работайте вполсилы, нам нужно ваше имя. Он настоял на своем, но уход от активной жизни дался ему тяжело.

– После операции он в прежнюю форму уже не вернулся, – свидетельствует Михаил Мэров. – Будучи ответственнейшим человеком, он не мог работать вполсилы. Врачи рекомендовали ему после операции несколько месяцев отдыхать. Он вернулся в академию уже через месяц. Трудно найти еще такого человека, столь же преданного делу. И та же высочайшая ответственность привела его к мысли о необходимости уйти. Конечно, это далось ему крайне тяжело. Он оставил за собой пост директора Института прикладной математики, который носит его имя и является его детищем. И все равно не мог перейти от такой колоссальной активности к более пассивной жизни. Мы старались как-то компенсировать это, устраивали различные совещания, встречи. И это было важно для него.

Академик Чазов пишет, что у Келдыша возникли серьезные психологические проблемы: «Начавшийся еще до операции психологический срыв перерос в тяжелейшую депрессию с элементами самообвинений. Несмотря на просьбы и уговоры руководства страны, он категорически поставил вопрос об освобождении его от должности президента Академии наук. Не раз он говорил нам, врачам, что наделал много ошибок и в жизни, и в работе».

Мстислав Всеволодович словно терял интерес к жизни, не разговаривал, отвечал односложно. Он стал еще требовательнее к себе.