Знаменитые Скорпионы

В 1990–1991 годах Ульянов вновь вернулся к исполнению роли маршала Г. Жукова, сыграв его в трех фильмах 1990 года: «Закон», «Сталинград» и «Война на западном направлении». Кроме этого, он снялся в фильме «Дело Сухово-Кобылина» (1991; Вараввин).

В театре он был занят в трех спектаклях: «Без вины виноватые» (роль Шмаги), «Последний день последнего царя» (Юровский) и «Турандот» (Бригелла). Была и одна не «вахтанговская» роль: Фамусов в спектакле «Горе от ума» в постановке Петра Фоменко.

В этом списке отметим роль начальника расстрельной команды Юровского: это под его руководством был приведен смертный приговор по отношению к последнему российскому императору Николаю II и членам его семьи. То, что эту роль играл именно Ульянов, на первый взгляд было странно, поскольку долгие годы этот актер играл иные роли – например, того же Ленина. Или других видных коммунистов. А тут вдруг сыграл идейного убийцу-большевика. Но эта метаморфоза объяснялась просто: подобным образом актер, видимо, хотел купить себе индульгенцию в новую действительность, которая зримо маячила на горизонте. Хотя сам он, естественно, объяснял это иначе: дескать, я актер и мой удел – играть разные роли. Та же ситуация, кстати, наблюдалась с Ульяновым и в кино.

В последний год существования СССР (1991) актер снялся в трех фильмах: «Кооператив «Политбюро» (главная роль), «Сам я – вятский уроженец» (главная роль – Александр Кирпиков), «Дом под звездным небом» (главная роль – академик Башкирцев). Режиссер последней картины – Сергей Соловьев – так отозвался об игре в ней Ульянова:

«Он совершил своего рода гражданский подвиг. После суровых советских функционеров, после монументального маршала Жукова он вдруг согласился на роль, в которой была заложена своего рода пародия на него самого – с его общественной деятельностью, депутатством, членством в ЦК. Поражало даже то, что Ульянов извлек из собственного архива и предоставил для съемок документальные кадры собственных выступлений на различных высоких форумах».

Зрители по-разному отнеслись к подобному поступку Ульянова. Кто-то им восхитился, как Соловьев, но многие осудили, заподозрив в этой пародии ту самую попытку заработать индульгенцию – реабилитироваться в глазах широкой общественности за свою многолетнюю прокоммунистичность. Вспомним, что практически с первых своих шагов в искусстве (с середины 50-х) Ульянов играл в основном правильных коммунистов, зовущих народ в светлое будущее. И вот, когда это будущее не состоялось, Ульянова, видимо, стал грызть червь сомнения: а возьмут ли меня с моим прошлым багажом в новую жизнь ее нынешние «хозяева»? Хотя эта новая жизнь была по-настоящему страшной. Так называемый брежневский «застой» не мог даже близко сравниться с ужасами ельцинского «бандитского капитализма». Понял это наконец и Ульянов, но чуть позже. В интервью газете «Собеседник» (февраль 1997 года) он заявил следующее:

«Сегодня мы стараемся собственное прошлое в грязь втоптать, будто люди станут лучше от этого… Ленина за ноги тащим из гробницы. Пусть лежит. Что изменится, если мы его уберем? Ни-че-го! Тело можно закопать, но из душ людских чувства не вытравишь. Добивать стариков? Пусть уж они до конца помолятся своему богу. Ленин – фигура мощная, неоднозначная, шекспировская…

Я своих прошлых званий не стыжусь. Я не любитель козырять наградами, но изредка, по праздникам могу надеть ордена – хотя бы из солидарности с поколением семидесятилетних, с теми, кто и сегодня говорит мне, что мои фильмы – это их молодость…

(Отмечу, что наград у М. Ульянова действительно много. Из самых высоких: Звезда Героя Социалистического Труда, два ордена Ленина, орден Октябрьской Революции. – Ф. Р. )

Жить мне сегодня неуютно. О каком уюте речь, если даже по улицам ходить опасно, если страшно за детей (внучке Ульянова Лизе в ту пору было 13 лет. – Ф. Р.

).

Я живу на Тверской, и что я вижу? Я не пойму, что это за улица, что за московская Сен-Дени? Главная улица столицы, выходящая на Кремль, – улица проституток?

Но я уповаю на здравый смысл, на то, что мы образумимся и заживем по-людски. Очень хочется, чтобы это произошло поскорее. Призыв «Мы должны хорошо жить» – это не идея, не религия. Восстанавливаем храмы, а души людские – ломаем. Реконструируем церкви, а по телевизору пускаем одну стрельбу и поножовщину. Зачем нам храмы, если к ним нет дороги? Пройдите по улицам, посмотрите, сколько на них психически больных. Люди повредились рассудком, ум за разум заходит от окружающей жизни. Хоть бы кто-нибудь наверху прокукарекал что-нибудь здравое, мудрое. А пока этого нет, приходится ждать. И бороться, чтобы дождаться. Все борются, и я борюсь, защищаюсь – работой, домом, семьей. А куда деваться? На том стоим…»