Чтобы не нарушать съемочного процесса, я молча вставал и на цыпочках уходил из павильона. Ромм тут же прерывал съемку и посылал за мной. Меня возвращали. Он встречал меня, стоя посреди павильона: «Ну, что?» И я ему: «Что?» Съемка откладывалась, мы отправлялись за декорацию, и он долго убеждал меня в том, что я не прав; я не соглашался, пытался, в свою очередь, убеждать его. В общем, в начале съемок, надо честно сказать, отношения наши стали складываться не лучшим образом. Та идиллия, которая существовала между нами во время написания сценария, почему-то грозила рухнуть безнадежно (сказывалась сильная дисгармония между Водолеем и Раком. Как вещает гороскоп: «Рак хорош для Водолея только в качестве беспрекословного подчиненного. Рак притягивает Водолея, но вместе им трудно прийти к обоюдному согласию, поскольку они слишком разные». –
Когда мы приехали снимать в Дубну, директор картины, зная, какие мы неразлучные друзья с Михаилом Ильичом (эта дружба зиждилась на гармонии Крысы и Свиньи, про которую в гороскопе сказано: «Это два добрых приятеля, которые любят погулять и пошуметь вместе. Агрессивность Крысы не найдет отклика». –
Номер Баталова был отделен тонкой стенкой от нашего. Принесли патефон (тогда магнитофоны еще не получили широкого распространения). В общем, веселились мы великолепно. Когда все разошлись, я задержался у Баталова – все-таки у меня скребли кошки на душе, и я решил во что бы то ни стало как-то Баталова встряхнуть.
– Ты что спишь на ходу, Леша? Давай поговорим с тобой всерьез о Гусеве.
Баталов уже очень устал и лег в постель, а я, расхаживая возле его кровати, старался вложить ему в мозги все, что мог, – хотел поправить положение, хотел, чтобы Михаил Ильич был доволен и чтобы завтра я мог сказать: «Вот что я сделал!» Было, наверное, около двух часов ночи. Я попрощался с Баталовым, снял башмаки, чтобы не будить Михаила Ильича, осторожненько открыл дверь, на цыпочках сделал три шага и услышал: «Я не сплю». Я вошел в комнату к Михаилу Ильичу: «Что с вами, Михаил Ильич?»
– Я не могу спать, когда знаю, что кто-то должен еще прийти, я очень чутко сплю, вы мне мешаете, – сказал Михаил Ильич.
Таким я его никогда не слышал… и не видел.
– Михаил Ильич, извините, я там задержался, чтобы поговорить с Баталовым. Я очень серьезно с ним поговорил по всему образу, я просто дал ему «прикурить»!
– А собственно, кто вы такой, чтобы дать прикурить исполнителю центральной роли?
Я говорю:
– Режиссер…
– Второй! – отрезал Михаил Ильич.
В общем, уже не помню всех подробностей этого разговора. Ромм был резок, краток, афористичен. А был уже четвертый час, ужасно хотелось спать. Михаил Ильич, по-моему, даже не ответил на мое «спокойной ночи». Я пошел к себе в комнату и уснул богатырским сном…»
В конце концов Ромм все-таки смирился с тем, что роль Гусева досталась Баталову, и перестал воспринимать его на съемочной площадке как что-то инородное. На этой почве прекратились его конфликты и с Храбровицким.
Фильм «Девять дней одного года» вышел на экраны страны в начале марта 1962 года и по опросу читателей журнала «Советский экран» был назван лучшим фильмом года (в прокате его посмотрели 23,9 млн зрителей). По этому же опросу лучшим актером года в Советском Союзе был назван Алексей Баталов. В 1966 году картине будет присуждена Государственная премия РСФСР. Спрашивается, почему так поздно – спустя четыре года? Виной всему была большая политика. Ромм был одним из лидеров либералов-евреев, которые оппонировали державникам-славянам. Когда в 1965 году Ромм снял свою знаменитую документальную ленту «Обыкновенный фашизм», где торчала большая «фига» по адресу социализма, либералы стали двигать ее в лауреаты Госпремии. Однако державники решили по-своему: они добились того, чтобы премию получил не этот фильм, а «Девять дней одного года» – все-таки он не содержал в себе никакой политической «фиги».
Большой успех эта картина имела и за пределами СССР. Например в Польше он был признан лучшим иностранным фильмом. Кроме этого в 1962 году он получил почетные призы на фестивалях в Сан-Франциско и Карловых Варах.