Знамя над рейхстагом

Дивизия расположилась на новом месте со всеми удобствами. А штаб — и подавно. В моем распоряжении были такие апартаменты, каких я дома и представить себе не мог. Померанские помещики оказались изобретательными по части организации своего быта. Впрочем, наслаждаться житейскими благами в роскошной вилле мне, по сути, и не приходилось. С рассветом, наскоро позавтракав, я покидал ее, потом забегал на обед и затемно возвращался окончательно, чтобы поужинать и завалиться спать — если не предвиделось ночных занятий. Так что из всей этой роскоши запомнилась мне только широченная, словно кузов пятитонки, кровать в алькове, с шелковым прохладным бельем, с атласной периной вместо одеяла.

Дел и те дни было много. К нам начало поступать пополнение. Это были либо раненые, выписанные из госпиталей, либо юноши, освобожденные нашими войсками из фашистской неволи.

В частях снова были созданы штурмовые батальоны. Отбор в них проводился очень тщательно. Брали самых здоровых молодых солдат, преимущественно с боевым опытом. Не меньше сорока процентов в каждом батальоне составляли коммунисты и комсомольцы.

Учебу, как всегда, начали с занятий в составе взвода, а где требовалось, и с отработки действий одиночного бойца. Потом в составе роты учились скрытно сосредоточиваться на исходных рубежах, пользоваться переправочными средствами, стремительно врываться в неприятельские траншеи.

После этого перешли к батальонным учениям. Командиры полков, штабные офицеры придирчиво следили за каждым элементом занятий. Самый молодой начальник штаба полка Володя Тытарь с непреклонной взыскательностью, под стать кадровому офицеру довоенной школы, проверял подготовку своих комбатов — Блохина, Давыдова, Хачатурова, каждый из которых был старше его. Они потели, краснели, ругали про себя дотошного майора, но не обижались. Тытарь был человек справедливый и в храбрости не уступал самым лихим бойцам — это он доказал в боях. Мочалову легко жилось с таким начальником штаба.

«Как откроется вакансия командира полка, обязательно выдвину Тытаря, решил я тогда. — Наплевать, что ему всего двадцать один год и что начальство будет возражать. Все равно добьюсь».

Проводились учения с боевой стрельбой. Но главное внимание уделялось отработке переправы через реку. Это была задача номер один. Военный совет армии разослал во все части сборник статей и различных советов по преодолению водных рубежей.

Учились мы на берегу Мантель-зее. Это озеро заменяло нам Одер. По ширине оно было примерно таким же. По многу раз — и днем и ночью — бойцы быстро, без суеты, садились в надувные лодки и плыли к противоположному берегу. Там они выскакивали, порой принимая по пояс холодную ванну, и вступали в «бой» за захват и расширение плацдарма.

Раза два приезжал к нам член Военного совета армии генерал-майор Андрей Иванович Литвинов. Он интересовался ходом нашей подготовки к форсированию реки, снабжением, материальным обеспечением. Но больше всего старого кадрового политработника интересовали люди — как они накормлены, одеты и обуты, какое у них настроение, что их волнует, все ли награждены по заслугам. Обо всем этом он узнавал не из вторых рук — Литвинов сам шел к бойцам, завязывал с ними живые беседы. Простота члена Военного совета была совершенно естественной. Он не старался казаться менее образованным, чем был на самом деле, не стремился играть этакого рубаху-парня в генеральском мундире. Интерес к людям, внимание к ним были у него неподдельными. Бойцы чувствовали это и тянулись к нему…

В одну из ночей мы собрались на рекогносцировку к Одеру. Мы — это Переверткин, Негода, Асафов и я. Полковника Василия Михайловича Асафова недавно назначили командиром 207-й стрелковой дивизии вместо Порхачева, угодившего после автомобильной аварии в госпиталь. Выглядел он грузным, сильно прихрамывал на правую ногу — никак не заживала полученная в бою рана.

Грунт в эту раннюю весеннюю пору был еще раскисший. Примерно полпути к реке мы проехали на машинах. Потом пересели на лошадей. Вдоль дамбы, отделявшей пойму от луга, пошли пешком. Ходили часа два, но толку от этого вышло немного. Слишком уж темной была ночь. Кроме редких вспышек выстрелов, мелькавших на западном берегу, и огненных пунктиров трасс, дугами прошивавших черный бархат неба, мы ничего не увидели. Зато ноги наломали, извозились в грязи до колен и промокли насквозь под нудным, по-осеннему долгим дождем.

Когда вернулись усталые, голодные и злые, Блинник устроил нам что-то среднее между ужином и завтраком. На стол были поданы огромные, как поленья, карпы из помещичьего пруда. Морщины на лице Асафова разгладились. Большой любитель вкусно поесть, Василий Михайлович сразу же забыл о перенесенных тяготах…