Не помню, что заставило меня заглянуть в чужую аудиторию, скорее всего фамилия руководителя на табличке у двери. Не стану ее называть, скажу лишь: долгое время она часто звучала в концертах. И сейчас старые почитатели нет-нет да и вспомнят своего любимца Жермона, и тогда из глубины послевоенных лет, под заунывное шипение иглы, звучит его бархатный строгий баритон.
Увидев меня, Маэстро обворожил улыбкой и, придя в движение, слегка даже засуетился, освобождая сдул, а потом, настойчиво-нежно приглашая, вытягивая из- за двери, увлек за собой. Нет, нет, нет! Он не отпустит. Можно ли уйти, не послушав его учеников? И широким жестом он указал на своих питомцев. Они смотрели полупросительно. Тоска по слушателю горела в их глазах.
И я осталась.
Сам Маэстро — великолепно порывистый, в пурпурном свитере, с легкими ровнокаштановымн волосами, белозубо сияющий, подтянутый и немного надменный — был неотразим. Его вид задавал глазам не какую-нибудь там заурядную будничную работу, а приглашал к празднику, обещал торжества — Мокей Авдесвич,— отрекомендовал он старца,— или попросту Мика. Ты ведь не обижаешься, детка?..
Обращение, как видно, принятое между ними, вызвало у меня улыбку: незыблемая патриархальность исходила от грозного батюшки с его ровным пробором посредине косм и пышной белой бородой. Я не удивилась бы, скажи Маэстро «Сила Силыч» или «Тит Титыч», или другое замоскворецки-купеческое и почти нарицательное, но Мика?.. Да еще детка?
Обращение это ничуть не смутило старца и нисколько не поубавило его степенности и внушительного достоинства. Он продолжал находиться в состоянии нерушимого спокойствия, кротко глядя из-под сивых бровей.
Черные пухлые перчатки на его руках, надетые для тепла, перестали казаться мне странными — примечание к самому себе: вместо «старомодный», «чудной» следует читать «оригинал» и «чудный».
— Этого негодяя я зияю сорок три года,— с удовольствием продолжал Маэстро.— Уму непостижимо! Достойнейший человек, меломан, полиглот... Превосходно владеет английским, французским, немецким... Но ленив, ленив! И скажу вам по секрету: Мика помогал Барановскому...