Знание-сила, 2000 № 11 (881)

Столь же к месту в поэме Бояна, писавшего о судьбах детей Святослава Яроелавича, оказывается и «море», совершенно чуждое обстановке похода Игоря, но напрямую связанное с Олегом Святославичем: по морю он был увезен из Тмутаракани в Византию и затем морем же возвращался из пленения на Русь.

Но все это, повторяю, уже вопросы второго порядка, интересные для исследователя и требующие напряженной, долгой и скрупулезной работы по реконструкции текста, разнесенного по разным смысловым уровням, поскольку, переходя с одного хронологического уровня на другой, оказываясь в новом окружении, одно и то же слово могло терять свой изначальный вид и смысл, приобретая смысл новый.

Одним из ярких примеров такой метаморфозы является известный «тмутараканский бълванъ», служащий предметом вот уже двухвековых споров. В ситуации 1185 года это словосочетание не имеет и не может иметь смысла, даже будучи поставлено в один ряд с такими топонимами, как Волга, Поморье, Посулье, Сурож и прочие, поэтому единственным объяснением его появления должна была стать замена очередным переписчиком непонятного им слова «бълъ- банъ», то есть «сокол», более понятным «бълванъ». Между тем в поэме Бояна эпитет «тмутараканский сокол» был применен автором к Роману Святославичу. И в системе «соколиных эпитетов», перешедших в «Слово» из поэмы Бояна, такое определение оказывалось вполне к месту.

Аналогичным образом решается и загадочная фраза, открывающая рассказ о побеге Игоря: «…прысну морс полуночи, идутъ сморци мылами; Игореви князю Богь путь кажстъ из земли Половецкой на землю Рускую». Соответствие слова «сморци» множественному числу древнерусского слова «сморкъ», означавшего смерч на море, у большинства исследователей не вызывало сомнений, хотя к настоящему времени доказано, что I) смерчи не возникают ночью, тем более в туманах, и 2) побег Игоря никакого отношения к морю не имел. Поскольку весь этот пассаж был заимствован автором «Слова» у Бояна, сообщавшего о возвращении Олега Святославича из Византии, вторым пунктом можно и пренебречь. Но действительной загадкой остаются «сморци», обладающие способностью передвигаться по морю ночью или в тумане. Поскольку это не соответствует реальным смерчам, остается думать, что очередной редактор или переписчик заменил этим словом какое-то сходное, но ему не известное слово.

Таким словом могло бы быть «смерч» – «кедр», использованное в качестве названия определенного типа морского судна, подобно «чайкам» запорожских казаков, «дубкам», плавающим до сих пор по Днепру и Черному морю, наконец «ёлам» северных мореходов. Однако скорее всего перед нами здесь не действительная, а всего только мнимая загадка, и в этом слове следует видеть корневое понятие «морци», то есть «моряки», «морские люди», тем более что оно до сих пор живет в составе таких слов, как «беломорцы», «черноморцы» и прочие. Такое объяснение вполне отвечает содержанию фразы, одновременно раскрывая механизм замены, когда эрудированный редактор решил поправить, как ему показалось, «описку» своего предшественника и тем самым заставил теряться в догадках последующих читателей…

Вот, собственно, и все, что касается «загадок» «Слова о полку Игореве». Они есть, их много, но большинство поддается решению, окончательный результат которого зависит не от остроумия исследователя, а от правильного определения того или иного хронологического (и смыслового!) пласта «Слова», которому принадлежит тот или иной термин, образ, эпитет и так далее. Первым же и определяющим шагом здесь всегда остается системный подход, то есть лишение проблемы или объекта статуса «экстраординарности» (в случае со «Словом», определяемым эпитетами «гениальное», «уникальное» и другими), что дает возможность рассматривать тот или иной феномен в ряду других аналогичных явлений, в данном случае – средневековых литературных текстов, структура и содержание которых отражают определенные закономерности эпохи своего создания.

…Пат Габори поговорить любит. И, когда он открывает рот, его с замиранием слушают лингвисты. Ему сейчас примерно 80 лет (точнее он и сам не знает), и он является единственным мужчиной, владеющим языком каярдидд среди коренных жителей островка Бентинг, лежащего у северных берегов Австралии.

Борис Салют

Человечество теряет языки

В молодости Габори был опытным охотником на дюгоня («морская корова»), но сейчас ослеп, и его единственное богатство – это знание родного языка, которым он щедро делится с лингвистом Ником Эвансом из Мельбурнского университета. Тот нашел в каярдилдском клад совершенно необыкновенных грамматических особенностей.