Ашиновы чутко прислушивались к молве и пытались сделать все, что от них ожидали. К моменту прибытия в Киев при них уже находилась «племянница абиссинского негуса по имени Оганесс». Правда, один одесский деятель, бывший тогда в Киеве, говорил, будто «смуглянка вовсе не племянница негуса, а девица Аришка, находившаяся в услужении у Ашинова в Константинополе и оттуда привезенная им в Киев». Тогда ему никто не поверил, но со временем оказалось, что он был прав. К тому же в «принцессе Оганессе», как ни гляди, не было ничего «абиссинского» — она говорила по-русски и носила европейский костюм.
Вслед за «абисссинской барышней» в свите Ашинова появились дети «эфиопской знати», а на торжество 900-летия Крещения Руси он доставил даже «абиссинских священников». В одном из них тут же узнали попа-расстригу, но все обошлось благополучно, и, помаячив у всех на виду во время торжеств, «абиссинские» шарлатаны бесследно растворились в толпе. Пределом «эфиопской» демагогии в Киеве оказался кочегар с парохода, которого Ашинов выдавал за африканского миссионера. Когда этот угрюмый труженик моря был пьян, к нему никто не смел подступиться. Так в Киеве никто не услышал его душеспасительных речей.
В этой атмосфере «эфиопского психоза» киевляне прожили с 1887-го до конца 1888 года, даже не ведая, что с попущения властей ими, как простаками, манипулирует шайка странствующих авантюристов. Они опомнились лишь после ареста Ашинова и долго удивлялись, «как такое наглое надувательство удавалось в течение двух с лишком лет, причем за все это время он успел обмануть немало лиц, которых приглашал /ехать/ с собой, суля им блаженство в новой стране и беря с них деньги».
Впрочем, Ашиновы не ограничились этой пропагандистской клоунадой. Их приезд в Киев в 1887 году совпал с празднованием 60-летия служебной деятельности киевского митрополита Платона. Воспользовавшись, очевидно, связями брата жены Богдана Ханенко, «вольный козак» получил приглашение на юбилейное торжество в духовной академии и произнес там странное приветствие от имени... «донских казаков в Турции». Однако попал в самую точку. Его речь удостоилась похвал сановных гостей из столицы — обер-прокурора Св. Синода Победоносцева и заведующего синодальной канцелярией Саблера. К тому времени влияние первого из них при дворе упало. Весть о новой Москве в Африке была для него как нельзя кстати: она будто бы «подтверждала» его давнюю идею о будущем возвышении России не силой, но благодатью православного учения.
Сошелся Ашинов и с кругом будущего премьера С. Витте, который служил тогда в Киеве управляющим Юго-Западной железной дороги. Сведений о контактах Ашинова с Витте не сохранилось. Известно, однако, что «вольный козак» стал своим человеком в доме его ближайшего сотрудника — редактора умеренно-консервативной газеты «Киевское слово», профессора Афиногена Антоновича. Когда Ашинов бывал в Киеве, «византийский дом» Антоновича на Владимирской, 43 превращался в своеобразный штаб вторжения в Африку. Здесь собирались известные люди, сановники, профессора, финансисты, «патриоты с безупречной репутацией». Они приходили послушать грозного атамана, овладевшего уже плацдармом для «покорения» Африки. В обществе киевских экспансионистов Ашинов оживал, входил в роль вождя и оратора. Здесь он «держал себя очень свободно и много рассказывал об Абиссинии и основанной им станице». В «византийском доме» был создан и сам план «ашиновской экспедиции» в Аддис-Абебу, к негусу Иоанну. Киевский штаб экспансионистов оказал Ашинову неоценимую услугу: прибыв для переговоров в Петербург, он уже знал, что следовало говорить министрам и что можно просить у царя.
И действительно, ему удалось добиться почти невозможного. Он несколько раз встречался с императором в Зимнем дворце, и миролюбивый Александр Александрович, как ни странно, благословил наскоро состряпанный в Киеве сценарий нелепого африканского фарса с шествиями с хоругвями по чужой земле, подкупами и захватами крепостей. Он позволил Синоду направить духовную миссию в Абиссинию, объявить по всей стране сбор средств в пользу ее духовенства и церквей, а «вольному козаку» Ашинову беспрепятственно набирать волонтеров и переселенцев для своей станицы.
Особое рвение проявило московское купечество. Одно пожертвованное им Евангелие в дорогой оправе стоило не менее 10 тысяч рублей. В дар эфиопским церквям предназначались золотые ризы, драгоценные чаши, хоругви, кресты, паникадила. В состав миссии включили 40 монахов во главе с иеромонахом константинопольского Афонского подворья Паисием. (Перед тем его специально вызывали в Петербург и возвели в сан архимандрита.) В октябре 1888 года он появился вместе с Ашиновым в Киеве и выпустил воззвание в поддержку «православных казаков, которые заложили станицу Москва и подняли там русский флаг».