«Самоограничивающиеся» вирусы отказываются от сиюминутной выгоды (быстро заразить всех личинок в данной колонии с большим риском после этого погибнуть) в пользу дальних перспектив (повысить свои шансы распространиться со временем и по другим колониям). И поскольку в условиях малой подвижности личинок все вирусы в ящике со временем становятся такими же, то есть каждый идет на равные «жертвы», отказываясь слишком быстро заражать другие личинки, вся популяция вирусов в целом приобретает черты кооперации и сотрудничества, разумеется, сотрудничества бессознательного, навязанного исключительно естественным отбором. В таких «кооперативных сообществах» самым опасным врагом становится «нарушитель конвенции» — случайный высоко инфекционный мутант, который, пользуясь «самоограничением» остальных, быстро рассеивает свои гены по всем еще не зараженным личинкам.
Между прочим, такая ситуация известна не только по сообществам вирусов — она характерна и для любой группы людей, договорившихся ограничить себя в чем-то ради какой-то общей выгоды, — появившийся в такой группе «обманщик» может очень быстро нажиться за их счет. В человеческих коллективах такого «нарушителя» рано или поздно разоблачают и, если в этом коллективе свободно циркулирует информация о всех его членах, наказывают «изгнанием». А что защищает коллективы бессознательных существ — например, тех же вирусов? Если «нарушители», попавшие в среду «кооператоров», быстро размножаются за их счет, почему вирусы, извлеченные из личинок второго ящика, оказались все же низкоинфекционными, то есть «кооператорами», а не поголовными «нарушителями»?
Конечно, это могло быть просто результатом счастливой случайности — среди исходной популяции вирусов, которыми экспериментаторы вначале заразили личинок, случайно не оказалось «нарушителей». Но это объяснение не может работать всегда. Поэтому более вероятно другое.
В описанном эксперименте в каждый ящик вносится довольно небольшое число зараженных личинок, поэтому в условиях малой подвижности, когда популяция всех личинок в ящике распадается на отдельные, очень слабо контактирующие группы-колонии, вирусы в каждой такой колонии, скорее всего, окажутся потомками одного и того же вируса из какой-то исходной зараженной личинки.
Это означает, что выгода от кооперативного поведения всех вирусов колонии будет направлена на «родственников», то есть носителей одних и тех же генов. Благодаря кооперации этих родственников будет становиться все больше, а поскольку все они будут нести в себе «гены кооперации», то, в конце концов, во всей популяции вирусов распространятся именно такие гены.
Таким образом, поведение вирусов в эксперименте Бутса-Милора в очередной раз демонстрирует справедливость общебиологической гипотезы «родственного сотрудничества», некогда высказанной Гамильтоном. Существуют интереснейшие опыты, показывающие, что мера такого сотрудничества существенно зависит от степени родства. В более приземленном варианте: «как не порадеть родному человечку» — мы этот принцип «помощи своим» знаем из собственного жизненного опыта.
Из эксперимента Бутса-Милора следует еще один, уже не теоретический, а практический вывод, причем довольно серьезный и неприятный. Если растущая подвижность «хозяев» ведет к тому, что в популяциях всех их вирусов начинают преобладать все более инфекционные разновидности, это значит, что в условиях глобализации, которая, как известно, создает высокую подвижность огромных человеческих коллективов, следует наверняка ожидать появления все более и более агрессивных разновидностей уже знакомых и новых человеческих вирусов.
На этой предостерегающей ноте мы и закончим наш рассказ.
СЛОВА И СМЫСЛЫ
Зажигать
Слова русской речи умеют мигрировать в неизвестном направлении. Особенно если обращаться с языком, как с неодушевленным материалом, не имеющим инерции и истории. У любого языка имеются интуитивно читаемые закономерности, делающие его живым существом. Некоторые составляют суть правил, другие формируют исключения, третьи даже не формулируются. Вслушайтесь в словосочетание ОЗВУЧИТЬ НА РУССКИЙ ЯЗЫК, и вы поймете. Что-то здесь не так, а что — понять трудно. Какое-то тихое преступление против духа языка. Однако разве так теперь не говорят? В том-то и дело. Раньше бы язык не повернулся, но так теперь говорят. Дело не в том, что новое вытесняет старое. «Новое» тут построено из мертвого материала лицами, лишенными слуха.
Аналогичное произошло со словом ЗАЖИГАТЬ. Не надо долго объяснять, что оно означает в прямом смысле. Обсуждать следует пути образования переносных значений.
Бывают в русском языке меткие народные изобретения, доказывающие: язык — сам первичная поэзия. А бывают словечки, горбатые от рождения, придуманные с административной целью или без фантазии по иностранной кальке, а то и в качестве издевки: МЕРОПРИЯТИЕ, ОТОВАРИВАТЬ, ФИНАЛИТЬСЯ, ТАНЦПОЛ, ПИПЛ ХАВАЕТ