Зодчие

- Сбудем. От медника Гассана я слыхал, управитель сеида76 ищет садовника. Туда старика и спихнуть. Барыш получишь!

- Какой барыш! Хоть бы свои вернуть!

Булат открыл глаза, застонал.

- Живуч, негодный! Коунрад, отведи его домой. Скажешь старшей ханым77, пусть хорошо покормит дня три... - И вдруг испугался: - А если не купят уруса?

- Я его подучу, как себя за хорошего садовника выдать.

- А он и там не годен окажется?

- Нам какое дело? Его спина в ответе...

- Ты хороший раб, Коунрад!

Глава V

ВО ДВОРЦЕ КУЛШЕРИФА

Хитрость, придуманная Кондратием, удалась, хоть и дорого обошлась Булату. Старик попал туда, куда прочил его москвич. Кондратий расстался с товарищем, с которым можно было говорить о потерянной родине, делиться горем... Он пожелал Никите удачи на новом месте:

- Там полегче будет... А мне уж недолго работать на Курбана, он немало людей переморил...

Уединенным было владение духовного владыки казанских мусульман сеида Кулшерифа. Еще можно было попасть в селямлик78 с разрешения нишана79 Джафара-мирзы, но никто не проникал на женскую половину дворца, где под строгим надзором Кулшерифовой матери жили жены первого казанского вельможи. Внутренний двор женского помещения был занят садом; туда и поставил Джафар-мирза старого Никиту ухаживать за цветами и деревьями.

Обилием садов не могла похвалиться Казань - слишком скучился огромный город в крепких дубовых стенах с десятью воротами, откуда шли дороги на все стороны: в Сибирское царство, к соседним ногаям, в Крым, в Москву.

Хорошо было в саду Кулшерифа-муллы. Кроны лип ежегодно подрезались; под их тенью царила прохлада в самый знойный день. Ветры, поднимавшие пыльные вихри в закоулках бедноты, не залетали в сад, за высокие стены. Большие пестрые бабочки яркими пятнами метались среди деревьев...

Однажды к Никите подошла женщина в халате, накинутом на голову:

- Ты русский? Свой?

- А, ты землячка! - догадался старик. - Зовут как?

- На Руси Настасьей звали. - Женщина сбросила халат, подняла черное волосяное покрывало. - Гляди...

На Булата смотрели огромные блестящие глаза в темных впадинах. Лицо полонянки исхудало, на почерневших губах была скорбная улыбка.

- Зачем открылась? Покарают...

- Кого карать-то? Последние дни доживаю. Сглодала чахотка... - Настасья кашлянула. На губах показалась кровь.

Женщина подвела Никиту к скамейке, усадила. Булат выслушал скорбную повесть Настасьи.

Она была крестьянка из-под Нижнего Новгорода. Десять лет назад на родную ее деревню неожиданно налетели татары. Кого поубивали, кого похватали в плен. Стала рабой и Настасья, которую полонили с грудным ребенком. О судьбе мужа Настасья ничего не знала: жив ли он, тоскует ли по жене и дочке на родной стороне...

- Дочка у меня растет, - шептала Настасья, - Дунюшка... Десять годков одиннадцатый... Дедушка, возьми на попечение сиротку! С тем и пришла к тебе...

- А льзя ли мне с ней видеться?

- Я сказала, что ты ей дедушка. Старая ханым добрая - я упрошу, она позволит. Я с Дунюшкой по-русски разговаривала, сказки рассказывала, песням нашим учила, покуда голос был... Умру - все позабудет...

- Не позабудет, коли к ней доступ мне дадут, - уверил женщину старый зодчий.

На следующий день Настасья привела Дуню. Девочка в смущении пряталась за мать. Булат все же рассмотрел ее: круглое личико, румяные щеки, голубые глазки... Татаркой Дуню делал наряд: белая рубашка, широкие красные шальвары, остроконечные туфли - бабуши - на ногах. Русые волосы заплетены были в косички с привешенными к ним мелкими серебряными монетками.

- Дуня, доченька, это дедушка твой. Поговори с ним, - упрашивала мать. - Он добрый, он скоро один у тебя останется...

- А ты уедешь, мама?

- Уеду, доченька, уеду... - с тяжелым вздохом сказала мать. - Далеко уеду...

Вскоре Дуня привыкла к новому дедушке. Настасья недаром торопилась сдружить дочку с Никитой. Дуня стала прибегать к старику одна: мать уже не поднималась.

Ни одного близкого человека не было у рабыни Настасьи, и только встреча с Никитой вселила в душу женщины надежду, что Дуня не останется одиноким, заброшенным зверьком в многолюдном дворце Кулшерифа.

* * *

Богатый дворец мусульманского первосвященника более полувека назад поставили самаркандские строители. Плоская крыша обнесена была перилами из точеных столбиков: рабам хватало зимой работы очищать ее от снега. Под крышей шли три ряда карнизов, мягко вырезанных полукруглыми арочками. Ленты цветных изразцов опоясывали дворец. Здание окружали крытые галереи на витых колонках; окна радовали глаз изысканным рисунком узорчатых переплетов, матово-серебристым блеском слюды.

Дорожки вокруг дома и к воротам вымощены были каменными плитами.

Внутренние стены помещений индийский художник украсил глазурью: по синему полю переплетались кисти винограда с золотыми лотосами. Высокие белые потолки отделаны были прекрасной лепкой - работа пленных персидских мастеров.