Зойка и Пакетик

- Вы здесь недавно, Анна Сергеевна?

Зойка попыталась перевести разговор, но учительница, кивнув рассеянно, продолжала:

- Я хотела помочь, и словно о стену…

- Подождите Анна Сергеевна! - тоном старшей прервала Зойка. - Вы зря так волнуетесь. Отсудить детей знаете как нелегко? Их всегда оставляют матери, даже когда не нужно этого делать. Поверьте мне, я просто от мамы знаю. Надо, чтобы классный руководитель засвидетельствовал, что, мол, всегда воспитывала, со всех сторон положительная…

- Нина Алексеевна не стала этого делать. Наоборот…

- Ну, хорошо. Есть другие учителя. Вот вы. Вы же ходили?

- Да. - Анна Сергеевна опустила голову. - Но меня не выслушали. Не захотели.

Зойке стало неприятно. Это ведь прежде всего мама не выслушала.

- И потом, самое главное, спросят самих детей. Слава богу, не маленькие.

- Самое главное в том, что они желают остаться с отцом.

- Ну уж, Анна Сергеевна! Тогда что-то не так. Почему это дети…

- Потому что отец купил их души!

Зойка вытаращила глаза. Купил души? Смотри какой Мефистофель! А может учительница малость того?

- Я ушла, Анна Сергеевна! Выпейте валерьянку и почитайте Пушкина. “Унылая пора, очей очарованье…” Правда, сейчас весна, а Пушкин ее не любил, так ведь, кажется? Ну ничего, почитайте что-нибудь другое. Например, легенький детективчик, что-нибудь Марининой. Есть у вас? Счастливо!

*

Зойка открыла дверцу шифоньера, достала кожаный кошелек, в который родители складывали зарплату и из которого она время от времени вытягивала по сотенке. Операция эта проходила безболезненно: мама не пересчитывала деньги и вообще вряд ли могла учесть, сколько тратилось на семейные нужды. По магазинам она не ходила. Что касается папы - он иногда привозил огромные свертки мяса, колбасы, прочих продуктов - куда больше, чем можно было бы купить на мамину зарплату. Это ему платили натурой за работу. Папа был мастер на все руки. Продавщицы часто просили его наладить холодильную установку, починить электропроводку и даже сделать кое-какую плотницкую работу. Маме папа ничего об этих приработках не говорил, она и так старалась всегда уклониться от ответов на вопрос, где работает ее муж. Художник, и все тут.

Вытянув очередную сотню, Зойка натянула плотные вельветовые джинсы, мохеровый свитер, обула кроссовки, перекинула через плечо большую спортивную сумку. Уже в прихожей наклонившись над столиком трельяжа, написала записку: “Мама! Я иду к Оле Киселевой. Классная попросила позаниматься с ней математикой. Возможно, приду поздно, часов в 12. Не волнуйся. Оля меня проводит вместе с отцом”.

Все, теперь можно быть спокойной, телефона у Оли нет. Но Зойка, спохватившись, еще вернулась на кухню, взяла из холодильника палку колбасы, отрезала приличный кусок сыра, положила в целлофановый пакет оставшееся от маминого дня рождения печенье и все это сунула в сумку. Глянула на часы - время поджимало, до семи осталось полчаса.

Подошла к соседнему универсаму, но внутрь заходить не стала. Здешние продавцы знают все их семейство и обязательно доложат, что именно покупала Зоя, а скорее всего вообще не продадут ей вина.

Рядом, у закрытой двери “Приема стеклотары” маялся помятый мужичок лет тридцати с кошелкой пустых бутылок. Встретившись с ним взглядом, Зоя поманила его к себе. Лицо мужичка недоверчиво вытянулось, но он все-таки подошел. Протянула ему деньги:

- Возьми вина. Видишь, вон того… Сдачи оставишь себе, бутылку тащи сюда.

Пустырь уже зарос травой. Нежно-зеленая, она отчаянно выбивалась из-под обломков кирпичей, щебенки, торопилась, словно понимала: простор, образовавшийся после того, как снесли бараки, недолговечен.

Зойка размашисто шагала через пустырь к уцелевшему бараку, уже полуразваленному, без дверей и оконных рам, но с целыми стенами и крышей, на балках которой клочьями висел рваный толь, а кое-где яркими заплатами выделялась битая и оттого нерастащенная черепица.

Чья-то голова вынырнула из оконного проема и, узнав Зойку, успокоенно скрылась. Зойка застала здесь того, кого и предполагала застать. На полу на грязном рваном одеяле сидел красавец Гриша и бренчал на гитаре. Крутился двенадцатилетний Пакетик, а его сестра, по прозвищу Бомбейка, находилась, похоже, в другой “комнате” с Генкой - оттуда слышались возня и приглушенный смех.

Зойка соединила два дощатых ящика, взяла в углу мятую газету, чтоб застелить их. Под ней лежала тетрадка. Обложка, некогда, видимо, голубая, пожелтела от времени. Едва прочитывалась бледная надпись: “Дневник”. В верхнем углу был нарисован цветок, по-видимому тюльпан, тоже изрядно поблекший.

- Откуда? - спросила Зойка.

- С потолка, - ответил Гриша. - Нет, серьезно! Что ты так смотришь? С потолка свалилась в прямом смысле.

Зойка наугад раскрыла тетрадь.

- Тут про какие-то вши…

- Про вши?