Зойка и Пакетик

- Точно! Вот слушай. “Вши совсем замучили. Вчера Люся принесла деревянный гребешок, который сделал ее дедушка. Зубья там совсем мелкие, даже просветов не видно. Мы сидели и вычесывали друг другу головы. Вроде стало полегче. А вообще мама говорит, что они не переведутся до тех пор, пока не будет мыла. Тогда придется отрезать косы…”

Зойка усмехнулась, свернула тетрадь трубочкой и сунула в сумку.

- Зачем тебе эта вшивая тетрадь?

- Не знаю, там посмотрим.

Расстелив газету, Зойка поставила на ящик бутылки с вином, достала еду. Позвала Пакетика. Смотрела с жалостью, как, стесняясь и не умея справиться с голодом, жадно ел Пакетик, какие у него маленькие, грязные, с въевшимися цыпками ручонки. Не повезло Пакетику - живет он со старой, глухой, почти выжившей из ума бабкой да непутевой сестрой, которая таскается по пьяным компаниям, всюду прихватывая за собой братишку. Но учится умный Пакетик хорошо, поэтому в “трудных” не числится, и та же комиссия, которой руководит Зойкина мама, судьбой его не обеспокоена.

Но эту жалость к Пакетику Зойка в себе не любила. Она размягчала ее, заставляя думать о том, о чем думать не хотелось. Поэтому и сейчас, выждав время, распорядилась:

- Ну что, Пакетик, наелся? Тогда пошел отсюда. Быстро! Играй на пустыре. Или беги к бабке делать уроки.

К “столу” вышли Бомбейка с Генкой. С брезгливым любопытством Зойка смотрела на встрепанные волосы девчонки, на пухлые, растянутые в улыбке губы, на щеку, перепачканную помадой. Та молча, нащупав под ящиком грязный стакан, сдула приставшие к нему крошки, наполнила вином, выпила залпом, опять наполнила и протянула Зойке.

- Послушай, а почему твоего братишку Пакетиком зовут?

Бомбейка задумалась, и незнакомое выражение печали появилось на сонном, ленивом лице.

- Когда мама принесла его из роддома, он был завернут в голубое шелковое одеяло, перетянутое ленточкой, и я закричала: - Какой красивый пакетик мама купила! Вот с того и пошло… Отец стал звать его Пакетиком.

- А где сейчас отец?

- Не знаю. Спился где-то.

- А мать?

- Сидит.

- А что она такого сделала?

Бомбейка пожала плечами:

- Бизнесом, дура, занялась, да куда ей? Подставили в два счета.

Зойка хотела спросить еще, как зовут ее, Бомбейку, но раздумала. Пусть остается Бомбейкой. Дальше в лес - больше слов. Узнает имя, начнет интересоваться, почему бы ей, уже получившей паспорт, не устроиться на работу постоянно, не заботиться о брате по-настоящему. Исчезнет легкость и простота, с какой они общаются друг с другом. Зойке и сейчас уже как-то странно, как-то не по себе оттого, что у Бомбейки была когда-то нормальная семья, в которой радовались появлению малыша и звали его Пакетиком.

- Никогда не надо вторгаться в личную жизнь, - говорит Гриша. - Именно это и губит больше всего наше общество…

С Гришей они познакомились в автобусе. Была страшная давка, и ее так прижало к нему, что спасу нет. Нехорошо, неловко было стоять Зойке, и она стала крутиться, стараясь бочком, чтоб не так вплотную. И тогда он обратил на нее внимание, посмотрел сверху вниз, все понял и вдруг, подавшись назад, сразу оттеснил всех, и Зойка, прошмыгнув ему под мышкой, оказалась у окна. Он тоже развернулся, сохраняя расстояние, спросил: “Все нормально?”

Зойка благодарно кивнула. Но что больше всего поразило ее, когда, уже освобожденная от давки, она глянула на Гришу, так это то, как похож он на ее отца. Только мягкие черты отцовского лица были здесь обозначены более четко, даже резко, а глаза нахальные, жесткие. Ну и, конечно, лицо это было совсем молодым, слегка за двадцать. Эта похожесть располагала Зойку, вызывала доверие, и, когда он вышел на той же остановке и заговорил с ней, она легко откликнулась, закинув на плечо сумку, болталась с ним по улицам без цели до самых сумерек, а назавтра обещала прийти в условленное место.

Встретившись на другой день, Гриша предложил пойти посидеть к приятелю. Однако квартиру, в которой, как оказалось, никого не было, открыл своим ключом. По-хозяйски залез в холодильник, достал бутылку вина. Зойка выпила, взяла предложенную сигарету. Они сидели рядом на диване, легко болтая, и Гриша все придвигался к ней, рукой касаясь то плеча, то коленки, а потом обхватил, притянул к себе. Зойка, как тогда, в автобусе, вся напряглась, пытаясь вывернуться. И тут он спросил:

- Тебе сколько лет?

- Пятнадцать… будет.

- Тю! - Гриша, присвистнув, тут же отпустил ее. - Живи спокойно. Уж если я и поссорюсь с уголовным кодексом, то по более достойной причине.

Отошел на несколько шагов, окинул ее взглядом.

- Да, на семнадцать тянешь. А чего ж ты такая рисковая?