Золи

Франческа останавливает машину в тени башен. Два мальчика катают по тротуару автомобильную покрышку. «Все те же игры», — думает Золи. Несколько мужчин стоят в задумчивости у серой металлической стены автолавки, расписанной граффити. Ее окна закрыты ставнями. В дверях — настороженная кошка. Мальчишка в куртке бьет кошку ногой, она взлетает в воздух, приземляется на четыре лапы и с воплем убегает. Мальчишка надевает капюшон, и его голова исчезает под ним.

— Клей, — говорит Франческа.

— Что?

— Клей нюхает.

Золи смотрит на подростка, опустившего лицо в целлофановый пакет, который пульсирует, как серое сердце какого-то странного живого существа.

К ней возвращается давняя мысль: Париж и широкий элегантный проспект, который она представляет себе, произнося название города.

Франческа берет Золи под руку и говорит что-то о безработице, но та не слушает, наблюдая, как на балконах появляются и исчезают тени. Мать и дочь проходят по опаленной траве к двери приземистого офисного здания, сложенного из шлакоблоков. Золи поправляет платье. Франческа достает ключ, возится с замком, отпирает его, и дверь открывается после нажатия на металлическую планку. Внутри помещение разгорожено на небольшие отсеки, в которых в основном работают молодые женщины. Они поднимают головы и улыбаются Франческе. Она зовет охранника и просит запереть входную дверь.

— Но как же мы выйдем? — спрашивает Золи.

— Есть другая дверь. Он ее и сторожит, а парадную мы запираем.

— Вот как.

Постукивание клавиш на клавиатурах стихает, женщины встают из-за рабочих столов, их головы показываются над невысокими перегородками, отделанными пробкой.

— Всем привет! — кричит Франческа. — Это моя мама, Золи!

Золи не успевает вздохнуть, как вокруг нее собирается человек пять. Она не знает, что делать. Может быть, придерживая платье, поклониться или расцеловать их на французский манер? Но они пожимают ей руку и говорят, как приятно с ней наконец познакомиться. «Наконец» вонзается в нее, словно узкое лезвие между лопаток. Золи интуитивно понимает это слово, по звучанию похожее на итальянское, и не знает, на каком языке отвечать. Ее окружают люди, и она чувствует, что сердце у нее бьется, пожалуй, чересчур часто. Она оглядывается, ищет глазами дочь, но не может найти среди всех этих лиц, сколько же их, Господи, сколько лиц, и вдруг в сознании мелькают слова «гагачий пух», она и сама не понимает почему, и колени подкашиваются, и вот она на дороге, за поворотом… Золи спохватывается, трясет головой, возвращается к реальности, и вдруг рядом оказывается Франческа, обнимает ее и говорит:

— Принесу тебе воды, мам, что-то ты бледная.

Золи подводят к коричневому креслу, которое может поворачиваться в любую сторону, она садится и откидывается на спинку.

— Ничего страшного, просто немного устала, долго ехали.

И, взяв стакан с водой, она вдруг соображает, что не помнит, на каком языке только что сказала это, и что это значит, и значит ли что-нибудь вообще.

— Вот здесь я работаю, — говорит Франческа.

Золи видит фотографии. На одной — она сама вместе с Энрико, на фоне солнечной долины. Она протягивает руку, чтобы прикоснуться к загорелому лицу мужа. На другом снимке — Франческа, ей восемь лет, голова повязана платком, она стоит возле мельницы, колесо которой двигалось и поэтому получилось нерезким. «Неужели мы действительно так жили?» — думает Золи. Она хочет задать этот вопрос вслух, но слова не идут. Она щиплет себя за руку.

Место работы дочери вызывает у нее восхищение, хотя тут тесно, все здесь временное и протекает крыша.

— Что это ты говорила про одеяла на гагачьем пуху, мам?

— Не знаю.

— Ты бледна, — снова говорит Франческа.

— Тут немного жарко.

Франческа включает небольшой белый вентилятор и направляет струю воздуха в лицо матери.

— Я всегда такая, — говорит Золи, желая пошутить, но это не шутка, и никто ее не понимает, даже собственная дочь.

Золи тянется вперед, выключает вентилятор, чувствует теплое дыхание Франчески у себя на щеке и слышит:

— Мам, может, отвезти тебя домой?

— Нет-нет, ничего страшного.

— Я сейчас только позвоню.

— Звони, звони, чонорройа.

— Я позвоню, ничего? Несколько звонков, и все. Еще два-три дела, и я вся твоя.

— Головные платки, — говорит Золи, сама не понимая к чему.

Когда они выходят через заднюю дверь, неподалеку стоит группа молодых людей в надетых задом наперед бейсбольных кепках, в широких мешковатых брюках и в ботинках ярких цветов. Один держит на плече огромный радиоприемник. Ритм громко звучащей песни раздражает ее, но кажется знакомым. Может быть, все песни на свете восходят к какой-то одной? На мгновение ей хочется пойти с этими ребятами на ближайшую стройку, забраться на кучу мусора и вспомнить, не слышала ли она эту песню раньше и где именно.

— Давай покатаемся, Франка, — говорит Золи.

— Но ты же устала.

— Пожалуйста, мне хочется покататься.

— Ты босс, — говорит Франческа.

Золи знает, что дочь хотела доставить ей удовольствие, но фраза получилась странно колкой. Они объезжают здание, где работает Франческа, и вдруг дочь останавливает машину.