Золотая тень Кадыкчана

– Мы с другом были на Чукотке ещё до войны. Я, между прочим, отсюда в армию ушёл. Мы же – рокоссовцы, ты знаешь. Кстати, познакомься, мой друг Романов Михаил, награждён орденом Отечественной войны 1-й степени. Сам понимаешь, такой орден кому попало не дают. Не было документов, не было свидетелей, погибли. И его заслали спецпереселенцем на Колыму. Он раненым в плен попал, откуда посчастливилось удрать. Теперь разобрались, извинились и наградили. Так что ты его ни в чём не подозревай. Он наш, не с того берега. Мы решили попрощаться с Чукоткой, посмотреть в последний раз на водопад. Чтобы не мёрзнуть на Чукотском курорте, купили чукчанскую одежду в Уэлене. Ну и перед возвращением домой, в Москву, я захотел показать ему издали, где служил Родине, пока он колотился как спецпереселенец. А на тропе, по которой мы в самоволку бегали, нас подкараулил ваш бдительный сверхсрочник. Вот и всё. Я надеюсь, капитан Иванушкин, ты нас не только отпустишь, но и поможешь быстрее выбраться на материк.

– Помогу при одном условии. Сейчас мы пойдём на ужин. А после ужина ты будешь петь в нашем клубе. Твой друг не поёт? Какие у него таланты? – спросил капитан Иванушкин.

– Нет у меня никаких талантов. Я просто врач.

– Просто врачу такие награды не дают.

– А по совместительству кое-чем занимался в тылу врага, – ответил я. – Просто хобби такое, с медициной не связанное.

Иванушкин вздохнул. По его распоряжению нам принесли одежду. Теперь мы были свои. Переоделись и пошли в столовую.

Вечером Лев давал концерт. Его здесь все знали и любили. Он был весел, раскован, мелодии лились из него радостно. Аккордеон в его руках был вполне одушевлённым. В основном это были песни военных лет. Конечно, он начал с «Землянки» а потом стал петь и романсы. Под конец концерта все стоя аплодировали и кричали «ура». Но оказалось, что это ещё не конец.

– Друзья, – сказал Лев в микрофон, – это моё прощание с вами. Не бывать мне больше на моей теперь уже любимой Чукотке, не встречаться с вами, моими товарищами, сослуживцами. Нас многое связывает. С некоторыми я знаком с войны с Германией. Со многими мы пробивались через пустыню Гоби. Три года я жил среди вас здесь, с нашей первой страшной зимы. Я хочу вам спеть две своих песни, которые сочинил ещё здесь. Одна, естественно, о женщине нашей мечты. О воображаемой женщине. Вторая – баллада о море.

Все сели. В зале наступила тишина ожидания.

Лёва начал песню своим тёплым, душевным, проникающим в душу, голосом. Гитара звучала завораживающе.

Когда притухшая заря приводит вечер,Ты надеваешь белый пух на свои плечи.Ты лёгкой поступью идёшь. Луна сияет,И мир поёт. Смеётся море. Сердце тает, —

И вдруг мощно, как будто у него в груди запылало неугасимое пламя:

Любовь земная нас возносит прямо в небо.Кто не любил, не знал экстаза, тот и не жил.Кто сердце не делил и не горел,Кто разум не терял,Песнь о любви не пел,Тот жизнь не знал. Тот жизнь не зналИ счастья не имел.

И опять нежно и тихо, как будто рассказ о дорогих сердцу воспоминаниях:

Шуршат шелка, волшебны запахи и звуки.И, словно лебеди, танцуют твои руки.И моря плеск, как песня нежная сквозь слёзы.В руках твоих благоухают розы, —И снова красиво, мощно, утверждающе:Любовь земная нас возносит прямо в небо.Кто не любил, не знал экстаза, тот и не жил.

Кто сердце не делил и не горел,Кто разум не терял,Песнь о любви не пел,Тот жизнь не знал. Тот жизнь не зналИ счастья не имел!

Песня оборвалась. Но казалось, что ещё звучит, люди не могли отойти от переживаний.

Я не знал своего Лёву. Никогда не думал, что это такая мощная и эмоциональная натура. После тишины раздался такой шквал аплодисментов, о котором артист только может мечтать.

– А теперь моя баллада о море. Музыку я ещё не придумал. Я вам прочитаю её сегодня. Вы видели море всяким. И вы меня поймёте.

Читал он неважно. Но вещь была сильной. Я приведу здесь его стихи.