Золотая цепь

Он подал ей записку, и Корделия успела перехватить пристальный взгляд Мэтью, брошенный на них обоих. В письме говорилось следующее:

«Приходи в Безмолвный город. Встретимся в больнице. Не попадайся на глаза другим Братьям. Я все объясню при встрече. Пожалуйста, поторопись. Джем».

Корделия молча протянула бумагу Люси. Джеймс расхаживал по комнате, сунув руки в карманы.

– Если Джем пишет, что я должен идти, значит, нужно идти, – говорил он, пока Мэтью и Томас читали письмо. – Вы все отправляйтесь в Чизвик…

– Нет, – возразил Мэтью. Он по привычке сунул было руку в карман жилета, но сразу же отдернул ее. Пальцы его слегка дрожали, однако голос звучал вполне нормально. – Куда ты пойдешь, туда и я пойду[49], Джеймс. Даже если это будет скучный лондонский пригород Хайгейт.

«Джем», – подумала Корделия. Ей необходимо было поговорить с ним об отце. Она ни с кем на белом свете не могла обсудить то, что сообщил ей Алистер. Никому, кроме него, она не могла сказать, что изменила свое мнение.

«Кузен Джем, мне нужно кое-что сообщить вам о своем отце. Мне кажется, он должен отправиться в Басилиас. Мне кажется, что ему все-таки не следует покидать Идрис. Мне нужна ваша помощь».

Она сделала глубокий вдох, собралась с силами.

– Я пойду с тобой. Мне очень нужно увидеть Джема. Если ты, конечно… – Она обернулась к Люси. – Если ты не настаиваешь на том, чтобы я поехала в Чизвик…

– Чепуха, – воскликнула Люси, и во взгляде ее промелькнуло сочувствие. – Нам нужно всего лишь раздобыть растение, а я знакома с расположением построек и с парком. Только не подумай, – быстро добавила она, заметив, что Джеймс помрачнел, – что я шныряла там или шпионила за хозяевами. Ничего подобного.

– Вы с Томасом можете взять мой экипаж, – предложил Мэтью. – Он внизу.

– А мы поедем в кэбе, – сказала Корделия. – Где находятся ближайшие ворота, которые ведут в Безмолвный город?

– На Хайгейтском кладбище, – ответил Джеймс и потянулся за поясом с оружием. Остальные тоже принялись собираться: надевали куртки, укрепляли на поясе мечи.

– Это довольно далеко. Нам нужно спешить, дорога каждая минута.

Корделия, Джеймс и Мэтью довольно быстро добрались до Хайгейта. Здешние узкие улочки были буквально забиты экипажами, поэтому кучер отказался ехать дальше и высадил пассажиров перед каким-то пабом на улице Солсбери-уолк.

Джеймс попросил друзей подождать, а сам отправился на поиски входа в Безмолвный город. Еще в карете он рассказал Корделии, что портал часто перемещается с места на место в пределах кладбища, и что сегодня он, возможно, находится вовсе не там, где был вчера.

Мэтью бросил в сторону паба страдальческий взгляд, но вскоре внимание его привлекла большая каменная плита, установленная на том месте, где Солсбери-уолк упиралась в улицу Хайгейт-Хилл. Памятник был окружен чугунной решеткой, и на камне были высечены слова: «Трижды лорд-мэр Лондона».

– «Вернись, Уиттингтон, трижды лорд-мэр Лондона», – произнес Мэтью, театрально взмахнув рукой. – Предполагается, что это произошло именно здесь – я имею в виду, что здесь он услышал колокола церкви Сент-Мэри-ле-Боу.

Корделия кивнула. В детстве она не раз слышала эту сказку. Ричард Уиттингтон, простой мальчишка, однажды решил покинуть Лондон со своей кошкой и поискать удачи в другом месте. Но, услышав звон церковных колоколов, обещавших, что он станет мэром, он вернулся. Так оно и случилось – он трижды занимал пост лорд-мэра Лондона.

Корделия уже не помнила, что случилось с кошкой. Возможно, в этой истории имелась доля правды, однако она, Корделия, была бы очень благодарна Провидению, если бы оно так же четко высказалось по поводу ее собственной судьбы.

Мэтью вытащил из кармана флягу и начал отвинчивать крышку. Он был в броне, но, видимо, не собирался жертвовать своими маленькими радостями во имя долга. Не обращая внимания на пристальный взгляд Корделии, он откинул голову назад, сделал большой глоток и закрыл флягу.

– Ну вот; теперь мне, как говорится, море по колено, – объявил он.

– А что, моряки – такой уж храбрый народ, или они постоянно пьяные? – спросила она и сама удивилась тому, как резко и неприязненно прозвучали эти слова.

– И того, и другого понемногу, я так думаю. – Мэтью говорил легкомысленным тоном, но флягу все-таки убрал. – А ты знаешь, что у Дика Уиттингтона, скорее всего, не было никакой кошки? Видимо, это придумали позднее.

– Разве это имеет значение, была кошка или не была?

– Правда всегда имеет значение, – убежденно произнес Мэтью.

– Но только не в сказках и легендах, – возразила Корделия. – Цель сказки – не буквальный и правдивый пересказ событий; сам смысл, сама идея сказки более ценна, чем реальность. Тот, кто смеется над вымышленными историями и художественной литературой, просто боится правды.

Смеркалось, и Корделия скорее почувствовала, чем увидела, что Мэтью смотрит на нее в упор. Через несколько минут он заговорил каким-то незнакомым голосом: