– Лейли, – необычно мягким голосом отвечал он. – Они не одни. Мы с Томасом известили Институт. Смотри.
Она подняла голову, и в этот миг широкую аллею, которая тянулась за могилами, осветили десятки колдовских факелов. Сумеречных охотников было множество. Она узнала десяток лиц. Здесь был Уилл Эрондейл. В свете факела поблескивали серебристые нити в его черных волосах. Здесь была Тесса с мечом в руке, с рассыпавшимися по плечам каштановыми кудрями. Габриэль и Сесили, Анна Лайтвуд в броне цвета оникса. Анна улыбалась.
Люси в волнении вскрикнула:
– Папа!
Уилл подбежал к дочери и прижал ее к груди. Тесса, опустившись на траву рядом с Джеймсом, в тревоге разглядывала его порезы и ссадины. На поляне появились Габриэль и Сесили, и вскоре многочисленные родственники окружили Люси и Джеймса, попеременно обнимали и бранили их.
Корделия с облегчением прикрыла глаза. Да, у Джеймса и Люси все будет в порядке. Все говорили одновременно: Габриэль и Сесили расспрашивали о Томасе, Джеймс отвечал, что он отправился в Безмолвный город с противоядием. Кто-то из Роузвэйнов заметил, что им по-прежнему угрожает опасность, ведь, несмотря на новое лекарство, нападения демонов можно ожидать в любой момент.
– Мандихор уничтожен, – заговорила Корделия. – Он больше не вернется.
– И откуда же вам это известно, юная леди? – саркастически обратился к ней Джордж Пенхоллоу.
Корделия, набрав воздуху в легкие, во весь голос воскликнула:
–
Несколько человек собрались вокруг нее, но Уилл загородил ее собой и заявил, что не позволит тревожить больную девушку. Алистер воспользовался этой заминкой, подхватил Корделию на руки и направился прочь с поляны.
– Прошу тебя, не нужно сейчас говорить с ними,
– Но они должны знать, что демона убил Джеймс, – настаивала Корделия. Ее охватило странное, но приятное чувство сейчас, когда брат нес ее на руках, и голова ее лежала у него на плече. Так носил ее на руках отец, когда она была совсем маленькой. – Они должны знать, что он сделал, потому что… просто потому, что так надо.
– Они узнают, – убежденно ответил Алистер. – Правда есть правда. Она всегда в конце концов выходит наружу.
Корделия откинула голову, чтобы взглянуть ему в лицо.
– Почему ты считаешь, что противоядие подействует?
Алистер улыбнулся.
– Я верю в Томаса.
–
Алистер помолчал какое-то время.
– Я наблюдал за тем, как он готовит эту штуку, – наконец, сказал он.
Они в этот момент добрались до кареты Карстерсов, украшенной эмблемами в виде зубчатых замковых башен. Вдоль тротуара выстроилась целая вереница экипажей.
– Он верил в Кристофера и поэтому сумел поверить в себя, – продолжал брат. – Я никогда не думал, что дружба – это такое удивительное чувство… что она способна изменить человека, придать ему сил и уверенности.
– Но, Алистер…
– Все, больше никаких вопросов, – отрезал он, усадил Корделию в карету и забрался следом за ней. Потом улыбнулся одной из своих редких чарующих улыбок, которая казалась Корделии вдвойне прекрасной потому, что она так редко видела ее. – Ты вела себя очень храбро, Лейли, но ты тоже нуждаешься в исцелении. Пора ехать домой.
Недавнее прошлое. Сайренворт-холл, 1898 год
Корделия часто страдала от одиночества, оставаясь с родителями, но никогда ей не было так тоскливо, как в те месяцы, что Алистер проводил в Академии. После того, как он уезжал в школу, семья Карстерсов отправлялась путешествовать в Индию, Париж, Кейптаун или Канаду, но когда наступали школьные каникулы, они всегда ждали его в Сайренворте.
Корделия считала дни до возвращения брата, но когда он вышел из кареты, она едва узнала его. Он стал высоким, каким-то угловатым и еще более мрачным, чем прежде. Он всегда был вспыльчивым, раздражительным, злоязычным, но сейчас он едва замечал ее. А если и заговаривал с ней, то лишь для того, чтобы приказать оставить его в покое.
Родители, казалось, не обращали никакого внимания на происшедшую в нем перемену. Когда Корделия спрашивала, почему брат не хочет проводить с ней время, отец улыбался и отвечал, что все мальчишки «должны через это пройти», и что она «поймет, когда вырастет».
– Он весь год веселился со своими ровесниками, а теперь вынужден сидеть в загородном доме с такими скучными личностями, как мы, – хмыкнул Элиас. – Ничего, привыкнет.