Золотая удавка

В это время с дороги к воротам подъехал автомобиль. Он погудел пару раз. Потом дверь автомобиля открылась, и из нее вышел Валентин Бельтюков. Еще достаточно молодой, статный и красивый.

Он подошел к ней вплотную и воскликнул:

– Это вы, Серафима Оскаровна?! Что же вы стоите под снегопадом?

Она завороженно смотрела на него и не находила слов для ответа.

Вероятно, он понял ее состояние, так как подал сигнал охране, ворота распахнулись.

Миллиардер распорядился поставить в гараж его автомобиль, а сам подхватил Серафиму Оскаровну под руку и потащил в дом.

Она не помнила, как оказалась в той квартире, что он выделил для нее, не помнила, как он раздевал ее.

Уже потом, лежа с ним в постели, она ощущала приятный аромат, исходящий от его волос, и чувствовала жар его тела.

Ей было хорошо, чего скрывать, очень хорошо. Она забыла обо всех своих проблемах и печалях, растворившись в его ласках.

Он был и нежен, и страстен одновременно.

Ей хотелось, чтобы его ласки длились вечно.

Уснула она в его объятиях на рассвете.

А когда проснулась, его уже не было рядом.

Она сладко потянулась и зажмурила глаза.

И вдруг! Вдруг все вспомнила! Резко села и зажала рот рукой, чтобы не закричать.

Что же она наделала?! Как она могла допустить это?

Но, боже, как же ей было хорошо с Валентином. С Валей…

Да, она назвала его Валей, это вырвалось у нее само собой от избытка чувств, переполнявших ее во время соития.

И он тихо рассмеялся и поцеловал ее в губы долгим умопомрачительным поцелуем.

Она и впрямь лишилась разума от его ласк. И разума, и воли к сопротивлению.

Если бы он после всего случившегося погрузил ее голую в автомобиль, вывез на реку и столкнул в прорубь, она бы и тогда не сопротивлялась.

Но он оставил ее спать в уютной теплой постели, смятые простыни которой были пропитаны их взаимной страстью.

Этой их ночи любви не было суждено повториться.

Когда она на следующий день вошла к нему с докладом о делах в доме, он повел себя так, словно между ними ничего и не было.

Серафима Оскаровна была растеряна, потом подавлена, но, подумав хорошенько, решила принять предложенные правила игры и стала вести себя с Бельтюковым так, как и положено домоправительнице.

Тому, что у нее не пришли месячные, она не придала значения. Ведь так бывает на нервной почве.

Но потом, когда ее стало мутить утром, она перепугалась и побежала к врачу, который и сообщил ей, что она беременна.

Вернувшись домой сама не своя, она на ватных ногах поднялась к нему в кабинет и выложила с порога:

– Я беременна.

Он молчал.

Женщине казалось, что эта звенящая тишина сейчас раздавит ее.

Она закусила губу и тихо спросила:

– Мне делать аборт?

– Что за глупости?! – рявкнул он и добавил уже тише: – Рожай.

– Но как же? – вырвалось у нее.

– Я не дам пропасть ни тебе, ни твоему ребенку, – сухо проговорил он. И она поняла, что разговор окончен.

Точно тень, с опущенной головой выскользнула она из кабинета.

И все время до родов старалась как можно реже попадаться ему на глаза.

Когда пришел срок, она собралась в роддом, к которому была приписана.

Но рожать ее отвезли в элитную клинику, она лежала в одноместной палате, окруженная комфортом и заботой.

Ребенка записали на ее покойного мужа.

Так появилась на свет Инна Артуровна Нерадько.

Миллиардер не обманул свою домоправительницу. Как и обещал, он щедро спонсировал Серафиму Оскаровну.

Поначалу Инна вообще воспитывалась вместе с дочерью Бельтюкова Женей и его племянником Мироном.

Потом Инну отправили учиться. Несмотря на то что она сумела поступить на бюджетное отделение вуза, Валентин Гаврилович давал деньги матери на все нужды девушки, стараясь не демонстрировать свое участие в ее судьбе.

Но то, что Инна сначала воспитывалась вместе с Евгенией и Мироном, а потом была как бы удалена из их круга, в дальнейшем сильно ранило девушку.

Она была уверена, что ни в чем не уступает дочке миллиардера, просто у нее нет богатого папы.

«И это несправедливо!» – считала Инна.

Серафима Оскаровна часто рассказывала дочери о своем покойном муже, говорила, каким замечательным он был человеком и как они были счастливы вместе.

Но Инна пропускала слова матери мимо ушей, а потом и вовсе перестала ее слушать. Ну что ей за дело до человека, которого она ни разу в жизни не видела? Пусть он был ее биологическим отцом. Но в жизни никакого отца у нее не было…

Инне стало заметно лучше. Она уже могла разговаривать, но тем не менее молчала целыми днями.

А Серафима Оскаровна сидела рядом и тихо вздыхала. Она не решалась снова заговорить с дочерью о ее отце.

В душе Нерадько царило смятение. Она понимала, что будет вынуждена рассказать правду, и в то же время ей было боязно и стыдно. Хотя она не совершила ничего ужасного, ничего не украла, мужа чужого из семьи не увела. Да, позволила себя соблазнить и родила ребенка. Но разве это преступление?

Следователь приехал в больницу, и для разговора с ним Серафиму Оскаровну пригласили в кабинет главного врача, который тот временно уступил Наполеонову.

Нерадько вошла и замерла возле двери.

– Что же вы остановились, Серафима Оскаровна? – спросил он вежливо. – Проходите, садитесь.