Читаем Золотое дно. Книга 2 полностью

— После Индии обещали Англию, подержали советником в МИДе, сейчас болтаюсь между двумя советами директоров. Иногда думаю: почему не остался там? Там я лучше понимал людей. Там любят поэзию, музыку, женщин. У нас женщина венец творения до свадьбы, потом с ней мы творим что-то страшное… — И словно отвечая на вопрос. — Нет, она сама ушла, там много соблазнов. Я много пил, ребята, впал в депрессию. И все равно ее не ругаю, сам виноват.

— Как время меняет людей… — мучительно выдохнул Хрустов. — Ведь Олечка такая была… вся стройка: Снегирёк, Снегирёк!..

— Еще по разу? — спросил Ищук.

— Стоп! — Никонов оглянулся. — Надо женщин отправить домой. Небось, устали.

Он ушел в соседнюю комнату. И уже через минуту Татьяна Викторовна и Галина Ивановна кричали с крыльца:

— Мальчики, поберегите себя… пейте минеральную… — Машина взвыла и укатила вверх, в город.

Никонов вернулся и щедрым жестом позвал перейти в первую комнату.

— Приляжем, как люди… чем хуже диванов…

— Человек должен кричать через века, да… — бормотал Бойцов. Он словно обдумывал слова Хрустова и Туровского. — Обидно же — смертен… — И Алексей Петрович кивнул на Льва Николаевича. — Вот он кричит через века!

— Он сжег свою летопись, — сказал Никонов.

— Ну и что? А мы где? Мы же слышим? Всё преображается в страстях человеческих. Хрустов — Иов из Ветхого завета.

— Я лично его понимаю! Голос народа! — воскликнул Ищук, поднимая ящик со спиртным. — Родя! Хватай, неси!..

Вскоре мы устроились в комнате на белых постелях. С улицы продолжала светить машина. В небе сиял полумесяц. Господи, как быстро идет жизнь!.. Я ведь тоже помню красавицу Олю Снегирек! Маленькая была, как школьница. Она у меня в музее на фотографии рядом с Валерой Туровским.

И как ее нашел Алеша Бойцов?! Она же, кажется, покинула стройку. Спрашивать неудобно. Хотя Бойцов тогда всё мог. Помню его, с глазами круглыми и удивленными, как у тигра… был угрюм, а стихи писал звонкие, комсомольские…

30

В эту минуту зазвонил телефон у кого-то в кармане.

— У тебя?

— У меня?..

Наконец, Туровский, похлопав по карманам, достал сотовый.

— Да?.. Что?! — Голос его сел. — Где?.. Сейчас мы приедем. — И повернувшись к Хрустову, который лежал пластом на дальней в углу кровати, сказал еле слышно. — Наших ребят шпана обидела… Инку и Илюшу…

Хрустов вскочил, как пружина. И шатнувшись, схватился за сердце.

— Где они?

— В больнице…

Мы все гурьбой выбежали к машине, и через минут десять уже шли по белому коридору местной больницы. Больничка здесь все еще деревянная, но, как говорила мне месяц назад сестра жены, персонал весьма квалифицированный. Главное, добрый.

Дежурная, сидевшая за столиком, признав Туровского и Хрустова, поднялась:

— Лев Николаевич… Валерий Ильич… вы не беспокойтесь… он уже спит… маленькая трещина, гематомочка… конечно, сотрясение мозга… но мы боялись худшего, крови было много…

— А Инночка, Инночка моя?.. — прошептал Туровский. Его сейчас было не узнать — где привычная важность лица, смутная улыбочка… Он был бел, как мел.

— Сидит рядом, отказалась уйти. Мы ей дали валокордину, чаю.

Медсестра провела нас в палату, где три койки были пусты, а на четвертой лежал с забинтованной головой Илья. Рядом на стуле замерла, глядя на него, невеста в серебристой, замаранной одежде. Фата валялась рядом. Туфли, также грязненькие, лежали на полу. На ногах у Инны были больничные тапочки.

Она подняла смутные глазки, ринулась к отцу:

— Папочка, отправь нас в Москву… я тут не могу… они из зависти… они страшные…

— Кто такие?! — хрипло спросил Валерий Ильич.

— Я не знаю, не знаю… — стонала Инна, приставив указательные пальчики к вискам. Так, наверное, делает ее мама, когда ей плохо. — Говорят, сын какого-то Варварова… или Варвара…

— Сын Вараввы, — уточнила от дверей медсестра. — Он сейчас в милиции, и еще там двое.

Хрустов стоял над сыном и тихо скулил. Никонов решил бразды правления взять в свои руки:

— Ну всё, Лёвчик, всё! Главное, парень жив? Ну, обидели немного… Знаешь, как моего измолотили во Владике… цепями били… такая ненависть нынче к образованным, красивым…

— Но за что?.. За что?! — Хрустов мотал головой. Впрочем, всем было понятно, «за что». Да что об этом здесь говорить?.. — Лучше бы меня. Я всем мешаю.

— Кто дежурный врач? — спросил Никонов. Узнав, что это молоденький парень, недавно приехал в Виру с дипломом, а сейчас спит в ординаторской, велел его немедленно разбудить.

— Не надо, — остановил высокого друга Хрустов. — Где Родя?! — И больно ухватил меня за руку. — Езжай, привези свою Елену… я заплачу… она умная…

— Да, да! — схватил меня за другой локоть Туровский. — Садись в мою машину и в Саракан. Вот тебе… — он пошарил по карманам, — вот, пятьсот… это пока… — он подал мне доллары. — Быстро туда и обратно.

— Не надо ей денег! — воскликнул я.

— Надо!.. — оборвал меня Никонов.

Туровский выбежал вместе с мной, дал указание водителю, и мы рванули через светающую ночь в сторону областного города.

31

Дальше — коротко, потому что у меня из-за этой бессонной ночи всё в мозгу перемешалось.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Стилист
Стилист

Владимир Соловьев, человек, в которого когда-то была влюблена Настя Каменская, ныне преуспевающий переводчик и глубоко несчастный инвалид. Оперативная ситуация потребовала, чтобы Настя вновь встретилась с ним и начала сложную психологическую игру. Слишком многое связано с коттеджным поселком, где живет Соловьев: похоже, здесь обитает маньяк, убивший девятерых юношей. А тут еще в коттедже Соловьева происходит двойное убийство. Опять маньяк? Или что-то другое? Настя чувствует – разгадка где-то рядом. Но что поможет найти ее? Может быть, стихи старинного японского поэта?..

Александра Борисовна Маринина , Александра Маринина , Василиса Завалинка , Василиса Завалинка , Геннадий Борисович Марченко , Марченко Геннадий Борисович

Детективы / Проза / Незавершенное / Самиздат, сетевая литература / Попаданцы / Полицейские детективы / Современная проза