Золотое дно. Книга 2

Но это, к моему удивлению, оказалась Галина Ивановна. Она с великим смущением, почему-то оглядываясь, проскользнула в комнату и прикрыла за собой дверь. И как маленькая девочка, поморгала мне своими фиалками. Руки старалась привычно держать за спиной.

— Родион, извините меня… я с просьбой. — И шепотом объяснила. — Родион… я вас умоляю… проследите, чтобы Лёвка не пил ни грамма… у него же сердце… да и может завестись, наговорит лишнего…

Она за этим зашла!

— Хорошо, — кивнул я. — Конечно, Галина Ивановна.

— Он сказал, что сядет отдельно от меня, что я его все время одергиваю…

— Не беспокойтесь, Галина Ивановна. Я сяду рядом с ним.

— Спасибо. — Она не уходила. Еще более смутилась, покраснела. — Он добрый. И меня любит. Вот, хотите?.. я сохранила три листочка… вы их не видели… я из печки вынула… — И жена Хрустова протянула мне листки бумаги, обгорелые с краев, в желтой и черной кайме. — Только здесь почитайте… а то рассердится.

— Так вы сядьте, пожалуйста. — Я предложил ей стул и, отойдя к окну (у меня плохое зрение, почему и ношу очки), с огромным интересом, конечно, принялся читать.

«…этой девушке, которая приехала за тысячи километров к почти незнакомому парню.

Наверное, кто-то из вас, уважаемые марсиане, усмехнется: „Так не бывает…“ А я отвечу: „Как не бывает?.. Всяко бывает. И еще не то бывает. Ой-ой-ой, что еще бывает!..“ Но оставлю все тонны чернил для других авторов — пусть они опишут иные судьбы, девушек менее доверчивых, а может быть, и более красивых, чем Таня, если таковые найдутся. У меня же в авторучке осталось ровно столько красных чернил, чтобы рассказать о ней…

Кто-то из вас удивится: „Неужели девушка не задумалась, когда к ней в далеком городке, среди ночи, постучался неведомый посланец? Неужели не подумала о том, что вдруг эти слова: „Тоскую, без тебя не могу!..“ могут оказаться всего лишь пустыми словами краснобая, а если не пустыми, так рожденными из недоброго желания уязвить далеких людей, пребывающих в тепле? А может быть, эти слова были рождены странной мыслью одинокого человека испытать судьбу, но никак не из-за того, что парень помнил именно ее, Таню, которую видел-то раза два, да и то давным-давно?“

Да, Танечка смотрела во все глаза на мешковатого, скуластого Бойцова, на его пышную песцовую заиндевелую шапку. От него пахло угольным дымом железной дороги, от него пахло дальними странствиями. И если уж посланец с ударной стройки, Алексей, был такой приятный парень, то каков же сам Хрустов?! (Приписка красным фломастером: Он хорош, хорош! Да вот беда: глуп, как осел! — Л.Х.)

И приехала Танечка на далекую стройку, и первые недели ничего не писала своим — не умела лгать. Все ждала — будут светлые и веселые новости, какими можно будет обрадовать, успокоить маму… да и сестренка осталась, завидуя…

И о чем, наконец, поведала? Написала, что живет среди сопок, заросших березой и пихтой, в маленьком поселке со названием Вира. (Это взято из командных слов стропальщиков: „Вира!“ — означает „Вверх!“, „Майна!“ — „Вниз!“). Здесь всего четыре двухэтажных каменных дома, остальное — бараки. Темнеет часа в четыре, потому что над головой горы, бетонная плотина, круглые сутки не выключается электрический свет. Таня писала, что второй месяц перед плотиной поднимается вода, и, говорят, никто не знает, почему. Белое поле льда с синими царапинками — следами людей и собак — треснуло вдоль и поперек, и бугром вскинулось, вдоль берегов забегали черные парящие полыньи, вороны с гомоном носятся над оживающей по-недоброму рекой. Ходят слухи: если раньше срока вода перельется — может заморозить всю стройку. Но до поселка не дохлестнет, он все-таки на берегу, да и морозы крепкие, тут же заморозит воду — получится вроде огромной ледяной горки…

Таня написала письмо — и порвала, еще напугает мать, и заново написала, что все хорошо, она в бригаде плотников-бетонщиков… что Лёва болен, лежит в больнице… порвала письмо и снова написала, что она в бригаде, что очень много работы, совершенно нет времени с Лёвушкой поговорить по душам… порвала и снова написала, уже роняя на руку слезы, жгучие, как кислота, что живет в общежитии, в Лёве разочаровалась (Приписка сбоку черными чернилами: Давно бы пора! — Л.Х.), что в нее влюблены штук пять парней, в том числе Бойцов (который маме понравился) — и отправила!