Читаем Золотое дно. Книга 2 полностью

— Человеческий шорох травы,вещий холод на темной руке,Эту молнию мысли и медлительное появленьеПервых дальних громов —первых слов на родном языке…Так из темной воды появляется в мирсветлоокая дева…

— С-сука!.. — воскликнул Никонов, грозя небесам кулаком.

Бойцов прервал чтение, отвернулся к окнам. Хрустов вдруг нервно засмеялся:

— А я вспомнил, Альберт Алексеевич, как меня арестовали тогда, в семьдесят восьмом году. По моей же просьбе. У милиционеров тогда не было КПЗ, отгородили угол кроватями…

Васильев молча обнял его.

— Я лично не был виноват, но кто-то должен был ответить за случившееся?..

— Перестань, — ласково сказал Альберт Алексеевич. — Я должен был за всё ответить… и, кажется, немного ответил. Можно так сказать: «Немного ответил?» Что думает историк?

Я кивнул и подошел ближе к дорогим мне людям.

Никонов держался в отдалении, глядя исподлобья, победитель, но совершенно чужой отныне человек. Впрочем, старые узы дружбы еще не отлипли, притягивали и его, и он, делая вид, что ничего особенного-то и не произошло полчаса-час назад, крикнул:

— Йотыть, пусть сверкает! Мы не боимся! Всё будет путем, как говаривал Иван Петрович!

И снова гром потряс землю. И мы снова все замолчали.

Такого тяжелого ливня, да с невероятной, многочасовой грозой в Саянах не помнил никто.

Семикобыла, отсев от сверкающих окон подальше в угол, как провинившийся школьник, с лицом белым, как тарелка за стеклом шкафа, время от времени неловкой рукой крестился.

Ищук, вконец пьяный, безмолвствовал, положив волосатые ладони на стол и уставясь мутным взглядом в рюмку.

Васильев тоже сел, он молчал, выпрямясь, прикрыв глаза, лицо его, темное, почти черное, ничего сейчас, казалось, не выражало.

Бойцов ушел на крыльцо, в гул дождя, стоял там, под навесом, курил, вдыхая банный дух жаркой грозы. Я последовал за ним, горюя, что не могу сообщить жене, что жив. Наверное, беспокоится.

— Красиво, — сказал Алексей Петрович и протянул руку под дождь.

Из дома выскочил Хрустов, вцепился в локоть Алексея Петровича:

— Лешка, не надо дальше…

— Ты чего?.. — удивился тот.

— Я ничего. А ты чего?..

— Ну, тогда ладно. — И Хрустов, путаясь в словах, смеясь и утирая глаза, напомнил мне и самому Бойцову, как однажды Алексей на спор во время летних громов (это уже после описанных в летописи событий) вскарабкался по пожарной лесенке на крышу Дома культуры и стоял там, среди ослепительных молний, в одних плавках, босой и, размахивая руками, срывая голос, кричал стихи Маяковского, обращенные к Богу: «Я тебя, пропахшего ладаном, раскрою отсюда до Аляски!..»

— Я сегодня уважаю все живое, — мягко ответил Бойцов. — Никому нельзя грозить. Это уже не по совести.

Выбежал Маланин с телефонной трубкой, сверкая заячьими зубками, он вопил:

— Подлетают!.. Я, кажется, поймал… они рядом…

О чем он?! Неужели про вызванный в Саяны вертолет?!

— Подлетают!..

Непостижимо! Как может лететь в такую погоду вертолет? Перепады давления могут его просто разломить, как сухой прутик? Не говоря уже про то, что молнии вокруг…

Но что это?! Боже!.. В рокоте грома возник посторонний, как бы жестяной звук — это неподалеку пробирался, тарахтел там, в низине, над зеркалом искусственного моря некий комочек с мигающим красным светом.

— Это они!.. Сюда!.. — замахал руками Владимир Александрович, выбегая под дождь и сразу сделавшись с ног до головы мокрым. Но разве увидят? Они скорее увидят свет в окнах…

— Сюда!.. Сюда!..

— Эй!.. Эй!..

Появившиеся на крыльце соседнего дома-сауны егеря выстрелили из двух ружей в небо.

— Но что это?!

Блеснула молния, да такая слепящая, хлесткая — будто ударила прямо под ноги, но нет — она пронеслась мимо, раскраивая небо, как огненный изнутри арбуз… и в ту же секунду метрах в ста — или в полукилометре, трудно сообразить — вспыхнул, словно комок смятой бумаги и повалился в бездну летевший предмет… Господи, неужто вертолет?! Это вертолет?! Через мгновение донесся глухой хлопок — взрыв?.. — и более ничего нет.

— Господи, — пробормотал Бойцов.

Все произошло так быстро и так страшно, что все мы замерли, как в пугающем кино. Ногой не могли шевельнуть.

А ливень продолжается, сверля землю и воду с пугающей силой, как буровыми головками, молнии наотмашь хлещут справа и слева, словно раздавая огненные пощечины. За что, за что?! — маленьких, живых, теплых людей, которые летели по приказу вызволять себе подобных???

Это как несколько лет назад, 11 сентября в Америке! Весь мир смотрел, потеряв дыхание и рассудок, как прекрасным днем огромные самолеты, битком набитые людьми, таранят небоскребы Нью-Йорка!.. Я помню, что первые минуты, сидя перед телевизором, с раздражением подумал: интересно, это компьютерная картинка для детей или особое наложение видеокадров?.. зачем же они так жутко балуются?..

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Стилист
Стилист

Владимир Соловьев, человек, в которого когда-то была влюблена Настя Каменская, ныне преуспевающий переводчик и глубоко несчастный инвалид. Оперативная ситуация потребовала, чтобы Настя вновь встретилась с ним и начала сложную психологическую игру. Слишком многое связано с коттеджным поселком, где живет Соловьев: похоже, здесь обитает маньяк, убивший девятерых юношей. А тут еще в коттедже Соловьева происходит двойное убийство. Опять маньяк? Или что-то другое? Настя чувствует – разгадка где-то рядом. Но что поможет найти ее? Может быть, стихи старинного японского поэта?..

Александра Борисовна Маринина , Александра Маринина , Василиса Завалинка , Василиса Завалинка , Геннадий Борисович Марченко , Марченко Геннадий Борисович

Детективы / Проза / Незавершенное / Самиздат, сетевая литература / Попаданцы / Полицейские детективы / Современная проза