Золотой ключик инфосторителлинга

— Во-первых, алкаш! По морде видать, что алкаш! Во-вторых, клоун! В-третьих, хулиган и бандит!

Дохлик от природы обладал даром внушения и не выносил тягучую, как молочный кисель, прозу жизни.

И Мокрая Клара ничего с ним не могла поделать. Да она и не очень пыталась. Разве Мокрая Клара похожа на остолопку или глупую курицу? Разве позволит она бякать тому, кому бякать не позволено?

Нет! И еще раз — нет!

Проскочить мимо Мокрой Клары невозможно. Это прекрасно знал беспокойный народец нашего отделения. Она следила за каждым с напускным равнодушием кобры, безошибочно хватая нарушителей режима.

Даже Дядя Яша, знаменитый хирург Яков Абрамович Фрид, врач от бога и всеобщий любимец, — и тот пасовал перед Мокрой Кларой.

И все-таки мы пили! И еще как пили! Проносили и пили. Протаскивали и пили. Нас ловили недолеченных, с болячками, только что прооперированных — и отправляли домой.

— Загипсовать — и с глаз долой! — приказывал Дядя Яша.

А мы все-таки пили!

— И ты, кенгуру, тоже допрыгаешься! — шипела Мокрая Клара.

Ее слова относились к суперчеловеку, каковым являлся Рыжий Мамоня. На одной ноге, пустая штанина другой подколота, держа в зубах авоську с бутылкой, Рыжий Мамоня мог скакнуть, как кузнечик, на четыре ступеньки вниз и через перила — в соседний пролет.

Костыли ему служили чем-то вроде крыльев.

— Ну что, Мизгирь-Визгирь, — сказал мне однажды Дохлик, — посмотрим, что ты за птица.

— Пусть сбегает, раз молодой, — сказал Мамоня.

Дохлик у нас главный организатор застолий. По части доставки спиртного он настоящий гений.

Поэтому, несмотря на строжайший режим, каждый вечер в палате собиралась веселая компания. Пили в основном “Московскую”, очень редко — самогонку, если привозили из деревни, еще реже — медицинский спирт, полученный за особые заслуги от какой-нибудь сестрички.

На этот раз за беленькой предстояло сгонять мне. Отказаться нельзя, потому что Дохлик, Рыжий Мамоня, Мистер Анапа, Банкир и Шпала решили отметить мой день рождения.

План мой был примитивен, как ночной горшок, и прост, как промокашка. Но ведь чем глупее придумка, тем вернее она сработает.

Я притырил желто-зеленую бутыль грушевого напитка (за 15 копеек его можно было купить в буфете) под пижамой.

Так грамотные люди носят поллитровку.

Левая рука в кармане поддерживала донышко, а горлышко с пробкой нагло выглядывало из-под воротника больничной куртки. Пробка, конечно, другая, не водочная, но все же! Крадучись, изображая тайный умысел, я тихо пошел навстречу судьбе.

— А ну, стой! — Мокрая Клара хищно прицелилась в мою сторону, почуяв добычу. Я обмер.

— Что у тебя там? Покажи!

Я послушно расстегнул пуговку на пижаме, потом еще одну. Увидев газировку, Клара скривилась.

— Ну, иди. А прячешь зачем?

— Мужиков разыграть.

— Музико-о-ов? А с виду — приличный мальчик!

“Приличный мальчик” прозвучало особенно обидно. Но это уже мелочи. Можно и перетерпеть.

“Грушевую” я спрятал в траве больничного палисадника.

Назад возвращался с законной добычей, которую не очень то и скрывал. На меня уже не обращали внимания.

Кому интересен придурок с лимонадом? Каждый развлекается как умеет.

Мне налили в граненый стакан ровно на два с половиной пальца. Я поскорее втянул в себя тепловатую, остро пахнущую жидкость, стараясь как можно дольше задержать дыхание.

И под одобрительные взгляды Шпалы, Дохлика, Рыжего Мамони и Мистера Анапы заел конфетой.

— Вот это я понимаю! По-нашему, по-русски, даже не поморщился! — сказал Мистер Анапа.

К горлу подступил комок. В голове слегка зашумело. Затылок и виски сдавило. От дальнейших порций водки я отказался. Мои друзья не спорили. Им же больше достанется.

Наступил торжественный момент одарения.

Подарки были по-настоящему царские. Дохлик и Мамоня преподнесли мне новые, абсолютно ни разу не надеванные трусы и пижаму, а Мистер Анапа и Шпала — тапочки.

Кто лежал в больнице в конце 60-х, меня поймет.

Все это богатство Дохлик раздобыл у сестры-хозяйки, которую, по его словам, “харил” уже два месяца.

Меня заставили тут же примерить обновки и придирчиво осмотрели со всех сторон.

Пижама пришлась впору, но была в бело-черную полоску, и я стал похож на узника Бухенвальда. Сходство с заключенным прибавляла моя наголо стриженная голова.

— Бирки с номером не хватает, — задумчиво сказал Шпала.

— Да ладно! Давайте лучше о бабах, — предложил Дохлик.

Тогда Мистер Анапа начал плакать. Накануне он получил письмо от своей бабы, и та грозила “выгнать на фиг” Мистера Анапу, если Мистер Анапа приедет в гипсе.

— А вот Мокрая Клара тоже баба, — Шпала подбросил нам это предположение в своей обычной манере: то ли спрашивал, то ли отвечал на свой же вопрос.

— Да какая она баба? У нее мужчин никогда не было, — сказал Рыжий Мамоня.

Разговор стал клеиться плохо, поскольку уже три раза отправлялись гонцы за добавкой.

Теперь никто никого не слушал. Каждый бубнил свое и дымил как паровоз.

Закурил и я. Первый раз в открытую, в честь своего шестнадцатилетия.