Анна-Луиза сидела на кончике стула, так и не сняв манто. Она отказалась от сбитых сливок, которые ей хотели положить в шоколад. «Что ж, вкусы бывают разные», — заметила хозяйка дома, доводившаяся покойному консулу внучатой племянницей. Но Анна-Луиза отлично понимала, что это только слова. Что на самом деле вкус един и он должен соответствовать моде. Таков был скрытый смысл всех высказываний внучатой племянницы. Анна-Луиза нашла, что ее ново-обретенные родственники — люди весьма недалекие, а потому неинтересные, и поспешила с ними распрощаться.
На втором доме красовалась табличка, гласившая, что здесь обосновалась «Фирма Хокбиен». Переступив порог, Анна-Луиза очутилась в приемной, которая так и кишела конторщиками, у всех до единого — белые воротнички, белые манжеты и взъерошенные, поседелые на макушке, волосы. Время от времени в приемную выходили из своих кабинетов господа Хокбиен, похожие друг на друга как две капли воды. Они и вели себя одинаково: жонглировали цифрами, бубнили о выгодных и невыгодных вложениях капитала и задумчиво приглаживали черные волосы. Им очень не хотелось расставаться с ее деньгами. Четыре дня подряд Анна-Луиза вела переговоры то с одним, то с другим, но впустую. На пятый день она подошла к стойке, за которой сидели конторщики, и заявила, что ей необходимо встретиться со всеми господами Хокбиен разом. Конторщики озадаченно покачали головами, однако же просьбу ее передали. И тогда распахнулись двери кабинетов и в приемную прошествовали восьмеро господ Хокбиен. Выстроившись перед Анной-Луизой, они воскликнули в один голос: «Поймите же, дорогая фрёкен! Разве деньги — это деньги? Это величины. Понятия».
«Их можно уподобить птичкам, дорогая фрёкен, — продолжал самый старший. Лицо у него было покрыто сеточкой тонких морщин, а так он ничем не отличался от прочих. — Птички пугаются малейшего шороха. Когда же все успокаивается, они вновь выпархивают из кустов. Вряд ли вы, фрёкен, представляете себе, что сейчас происходит в мире. Смею вас уверить, в мире неспокойно, очень неспокойно».
«Деньги — это деньги, — возразила Анна-Луиза. — И мне мои деньги нужны. Извольте сделать так, чтобы они выпорхнули из кустов, иначе я отсюда никуда не уйду».
Тут господа Хокбиен попятились, стали в кружок, сдвинули головы и начали совещаться. О чем они говорили, Анна-Луиза не слышала, зато она видела, как подрагивали полы их черных пиджаков. Кончив совещаться, господа Хокбиен выпрямились, и самый старший проследовал в свой кабинет. Вскоре он вышел оттуда с большим коричневым конвертом в руках, который и передал Анне-Луизе с соблюдением нужных и ненужных формальностей. Уголки губ его при этом опустились чуть ли не к подбородку.
Вот так Анна-Луиза вызволила свое наследство. Деньги она поместила в сберегательный банк — по совету своих новых друзей, которых обрела в третьем доме.
Дом этот, в отличие от двух предыдущих, был неказистый, обшарпанный и находился на другом конце города. Анна-Луиза вскарабкалась по узкой лестнице и остановилась перед оклеенной плакатами дверью, за которой раздавались громкие голоса. Толкнув ее, она попала в темный коридорчик, он вел в просторную комнату, уставленную деревянными скамьями. В одном углу помещалась кафедра. Посреди комнаты группкой стояли мужчины и о чем‑то оживленно беседовали, среди них была и одна женщина. Потом все расселись по скамьям, а на кафедру взошел юноша. Ничем не примечательный с виду, он обладал редким даром убеждения, — собравшиеся ловили каждое его слово. Он говорил о грядущем преобразовании общества и о новой партии, которая свергнет правительство и передаст власть народу. Ничего нового для себя Анна-Луиза не услышала, — они с отцом часто обсуждали, каким образом можно покончить с царящими в мире нуждой и несправедливостью. Но юноша говорил с необыкновенным жаром. Его слова зажигали людей, сплачивали их в единое целое, в один кулак, который и должен был обрушиться на противника.
Когда собрание закончилось, Анна-Луиза подошла к оратору, представилась и протянула ему статью, написанную ее отцом. Она объяснила, что родилась и выросла за границей, но на Острове у них должна быть родня. Поначалу юноша слушал ее вполуха и все посматривал на своих товарищей, — кому‑то он должен был дать поручение, с кем‑то уговориться о встрече. Но стоило Анне-Луизе помянуть Остров, как он встрепенулся: да ведь он же оттуда родом! Он рассказал ей о Майе-Стине, которая живет на Горе со своим попугаем, и о Педере, своем отце, который утратил волю к борьбе и укрылся с головою периной из прекраснодушных мечтаний. Он заступил место отца. Он считает: время действий приспело.
Попросив Анну-Луизу обождать, пока он перемолвится с товарищами, он вышел вместе с ней и проводил ее до пансиона. Он посоветовал ей снять комнату подешевле и дал адрес хозяев. Кроме того, они условились, что назавтра она придет на сходку, что состоится за городом.