Золотой шар

Из высокой светловолосой девушки Анна-Луиза превратилась в высокую бледную женщину с обведенными синевой глазами. Жизнь ее не баловала. Не единожды она переходила из фракции в фракцию, потому что на ее глазах идеалы не единожды попирались, путь к Великой Цели начинал петлять, а люди, в которых она верила и которым была предана всей душой, изменяли своим убеждениям, кто — ради власти, кто — оберегая свой покой и благополучие. Все усилия их шли прахом, а если к чему‑то и приводили, то к ошибкам и поражениям. Анне-Луизе был чужд прагматизм, поэтому ей пришлось пережить немало разочарований. Порою ей казалось, еще немного, и она рухнет и рассыплется. Но всякий раз она удерживала себя в руках. Ибо перед ней неизменно сияла Великая Цель, простая и ясная, а рядом неизменно появлялись единомышленники, которые к этой цели стремились.

А Роза — нет, не стремилась. Она целиком была погружена в самое себя. Анна-Луиза возлагала на дочь надежды, она не могла дождаться, когда та подрастет, переедет к ней и начнет помогать в работе. Роза же, читая воззвания и статьи, терялась. Слова разбегались по белой бумаге черными козявками. Как они могли одолеть нужду, о которой она столько слышала и которую видела воочию? А сама она разве могла кому‑то помочь? У нее не было хватки, все ускользало из ее рук. Одержимость матери Розу пугала. Анна-Луиза без конца теребила ее, побуждала к действиям. Роза пыталась действовать, но из этого ровным счетом ничего не получалось. Лица мелькали — и забывались. Краски, запахи, звуки обтекали ее — она не замечала их. Она укрывалась от мира за образами и видениями, что рождались в ее собственной голове.

Не выдержав и двух лет, Роза Яблоневый Цвет воротилась на Остров и вышла замуж за Мариуса. Не по любви, — любила она там, в столице, женатого человека, а он тешился ею, и только. Куда ж ей деваться? На Горе, за шиповниковой изгородью, Майя-Стина встретила ее с распростертыми объятиями. Но Роза понимала, это не выход — в детство не вернешься, не спрячешься. Тогда она взяла и вышла за Мариуса.

Глава двадцать вторая

Роза Яблоневый Цвет и машины

Роза сделала завидную партию, ничего не скажешь. При таком муже можно было жить как за каменной стеной: Мариус — это вам не кто‑нибудь, а наследник Фредерика Второго, единственный его, желанный сын от Мартины.

Со времени нашего с Мартиной знакомства она успела остыть к аптекарю, что разбирался не только в злонравных цветах, но и в злонравных женщинах. Мартина успела и овдоветь. Теперь она восседала на черном диване, набитом конским волосом, и повелевала фабрикой покойного мужа: поистине потребители получали сельдь «от Мартины». Мариус занимал пост директора фабрики. Отчего бы, рассуждала Мартина, ему не занять и пост бургомистра? Бургомистра избирали местные жители, и, выдвигая свою кандидатуру, Мариус особых затруднений не встретил. Он был человек с положением и состоянием, это раз. И второе: он полагал, что первейшая обязанность бургомистра — изыскивать возможности для дальнейшего развития промышленности и торговли. Острову нужны мощные катера и новые фабрики. А уж кто как воспользуется открывшимися возможностями — дело сугубо личное. Свобода дороже золота, ее и нужно защищать.

Дом за домом Мариус начал обходить избирателей. Он все больше посиживал на кухнях и толковал с женщинами. А стариков приглашал на чашку кофе в трактир, который держала правнучка Пруденс, праправнучка Нильса-Анерса, владевшая еще и двумя гостиницами.

Мариус завоевал признание. Но не всеобщее. К тому же его соперник — кандидат от умеренной рабочей партии — получил поддержку министра (да, сын Педера уже стал министром), который прибыл на Остров вместе со своей супругой, правнучатой племянницей Анны-Луизиного прадедушки.

Можно было предположить, что министр воспользуется случаем и наведается на Гору к Майе-Стине, — тогда бы он узнал о существовании Розы. Но у министра была слишком насыщенная программа: встреча в порту, где его ожидал единственный на весь Остров личный автомобиль, вымытый до блеска, с шофером, далее — обед с отцами города в банкетном зале гостиницы. Кроме того, ему нужно было выкроить время, чтобы навестить Педера и Малене. Их сфотографировали: высокопоставленная чета — в центре, старики — по бокам. Педер от волнения прослезился, у него так тряслись руки, что фотографу пришлось сделать несколько кадров, а этого программа не предусматривала. Малене же, напротив, стояла прямо, ничуть не робея своей невестки, — одни руки у той чего стоят, сразу видно, она в жизни не подходила к корыту.

Отблеск министерского величия пал на кандидата от умеренных, и он прошел в бургомистры, правда, незначительным большинством голосов. Мартина обозлилась. А у Мариуса словно гора с плеч. Он вовсе не рвался управлять Островом.