Золотой след

Можно было точно сказать, что он не справился с этим заданием со всей осторожностью, они погрязли надолго. Он чувствовал, что она определенно поняла его мотивы, но что-то должно было измениться. Так больше продолжаться не могло. Во-первых, ему нужно было узнать гораздо больше о ее жизни, а он не хотел ничего узнавать. Его вполне устраивало то, что он знал о ней, но также и не устраивало, что он фактически ничего о ней не знал теперешней. И он должен был сохранить ее в безопасности, пока происходило все это дерьмо, и зная то, немногое, что он знал о ее жизни, ее друзьях и ее расписании в школе, ему было трудно с этим справиться. Во-вторых, они не могли вместе работать, имея столько обид и недомолвок, тянувшихся еще из прошлого. Атмосфера между ними должна стать чистой, но выяснять ничего он тоже не хотел.

Он перевел взгляд через окно на нее. Она все еще просматривала работы, но аккуратно придерживала левой рукой ушибленное правое запястье.

Мать твою.

Ей было больно, она думала, что он не видит ее. Она не показывала свою боль, пока он лежал на диване, пытаясь успокоить ноющую руку, когда он вышел на балкон. Она скрывала это от него. Она не хотела его заботы и внимания, не хотела, чтобы он лишний раз напоминал ей своим вниманием, как она потянула запястье и где.

Он снова посмотрел на вид. Он все же проявит к ней свою заботу, хочет она или нет. Он понимал, что должен.

Но он совсем не хотел.

Он сделал еще одну затяжку и приготовился выбросить почти не выкуренную сигарету в сад, когда заметил движение.

Лейн замер на полминуты, потом поднес сигарету к губам и сделал еще одну затяжку. Он продолжал курить, делая вид, что изучает открывающийся вид, погруженный как бы в свои мысли, когда увидел его. В основном скрытый кустарником на вершине холма, мужчина с фотоаппаратом фотографировал.

Какого хрена?

Отличное расположение, холм был высоким, и выходил прямо на квартиру Рокки.

Господи.

Лейн докурил сигарету, выбросил окурок в сад и принял решение.

Он повернулся, открыв дверь, обвел взглядом окна. Жалюзи не было.

Нужно поставить жалюзи.

Он вошел, она подняла голову.

— Если ты собираешься курить, у меня есть пепельницы. Можешь взять одну с собой.

Он не ответил, обошел кофейный столик.

По мере того как приближался к ней, ее голова все больше запрокидывалась назад.

— Я заказала садовую мебель на балкон у Вайолет в «Центре садовода». Ее доставят…

Она замолчала, когда он согнулся пополам, положил руки ей на колени, вытащив ее ноги из-под кофейного столика, поднял ее на ноги.

— Лэйн! Что? ..

— За нами следят, — пробормотал он, прежде чем его голова опустилась, и губы коснулись ее губ.

Его руки легли на ее бедра, он целовал ее долго, крепко и с закрытым ртом, она ухватилась за его плечи. Потом он повернул ее спиной к дивану, она упала, и он лег на нее сверху.

— Лэйн, — прошептала она, сжимая его плечи.

— Давай, свитчикс, у него камера, — пробормотал Лейн ей в губы, не обращая внимания на то, что ее тело напряглось под ним, он наклонил голову и снова поцеловал ее.

Ее губы были на вкус как вино, и ему нравился ее вкус. Чем дольше он ее целовал без языка, тем мягче становились ее губы, напряженность покидала ее тело, оно таяло под ним. И он чисто инстинктивно сделал нечто глупое. Глупое и опасное.

Он коснулся языком ее губ.

Они мгновенно раскрылись.

Жар затопил его кровь, и кровь устремилась к члену.

Его язык скользнул между ее губ, и представление закончилось. Этот поцелуй был настоящим. Реальным и чертовски великолепным. Она была приятной на вкус и целовалась не так жадно, когда они были вместе. Она целовалась, как в его снах, отдаваясь, ее язык танцевал с его языком, а не сражался в дуэли, ее тело расслабилось под ним, их ноги переплелись. Он отпустил ее губы, попробовав на вкус ее шею, его рука скользнула под ее рубашку, затем вверх по мягкой коже спины, коже, к которой он хотел прикоснуться с тех пор, как увидел ее вчера в том платье. Другая его рука потянулась к ленте в волосах, потянув за концы, затем зарылась в ее густую чертовую гриву, и после того, как его рука скользнула в ее волосы, она зарылась пальцами в его волосы.

Он снова хотел ее губы, целуя, и когда он сделал это, она выгнула спину, прижимаясь грудью к его груди, ее мягкие бедра к его твердым, застонала с его языком.

Он зарычал.

Затем он продолжил поцелуй, все глубже, влажнее, жестче, требуя от нее большего, она отдавала.

Он почувствовал, как ее ногти впились ему в спину, и застонал ей в рот, его губы скользнули вниз по ее подбородку, голова повернулась так, что ее губы оказались у его уха.

— Боже, — выдохнула она, — я и забыла, какой ты вкусный с запахом табака.

При этих словах его рука вцепилась ей в волосы, он удержал ее голову, целуя снова, другая его рука двигалась по ее грудной клетке вверх, обхватив грудь, его большой палец с силой терся о напряженный сосок.

Ее тело дернулось, потом выгнулось, и она захныкала ему в рот.

Черт, но она была адски сексуальной.

Слишком сексуальной.

Это было, мать твою, совсем нехорошо.