Золотой век Испанской империи

Карл несколько недель пробыл в Палермо, затем покинул его и с триумфом вошел в Неаполь. С ворот Порта Капуана его приветствовали прекрасные скульптуры (их создал Джованни да Нола, работавший на основе трудов флорентинца Джулиано да Майяно). Европейские лидеры собрались толпой, чтобы поздравить его с победой{1015}. Балы, маскарады, даже бои быков – все было к его услугам. В декабре Кобос давал обед в честь собирателя предметов искусства Паоло Джовио – возможно, именно тогда он передал Джовио составленный еще до Конкисты кодекс из Новой Испании, который, вероятно, был подарен ему Кортесом. Таким образом, сокровище из Нового Света завоевало почетное место в городе Танкреда{1016}.

Зиму Карл провел в Неаполе. Тем временем Совет Индий рекомендовал вновь открыть в Новом Свете торговлю африканскими рабами, освободив работорговцев от всех обязанностей помимо выплаты налогов{1017}

. Карл занимался этим вопросом, но у него было слишком много других дел. Он отправился на север к Риму, но 2 апреля повстречал папу в городе Сермонета, что на самом юге хребта Монти-Лепини, из-за чего ему пришлось отклониться от своего пути. Двумя днями позже император торжественно вступил в Рим – «con gran demonstraciуn de alegrнa», как он доложил оставшейся в Испании императрице{1018}. Было снесено более 200 домов и даже три или четыре церкви, чтобы освободить место для la grande entrйe

{1019}. Папский наместник явился, чтобы встретить императора. Затем, в окружении дворян, среди которых были герцоги Альба, Гуасто и Бенавенте{1020}, Карл проехал по новой улице (сейчас это Виа-ди-Сан-Грегорио) к триумфальной арке Константина. Он пересек Тибр по мосту, после чего возле собора Святого Петра его приветствовал папа. Между ними произошел разговор. Хотя Карлу и не удалось убедить папу принять его сторону в конфликте с Францией, на специальном собрании кардиналов было в конце концов решено созвать Вселенский собор. Карл был так рад, что пожелал официально поблагодарить папу, что и было сделано 17 апреля{1021}

.

В этот день Карл встретился с папой, кардиналами, послами и другими римскими чиновниками и на протяжении часа держал перед ними речь на испанском, без предварительных заметок. Он бросил формальный вызов королю Франции{1022}, вновь пообещав, что если Франциск пожелает сразиться с ним лично, он согласен биться с ним, с оружием или без, «в рубашке или доспехах, мечом или кулаками, на суше или на море, на мосту или на острове, в помещении или перед выстроенными войсками – как ему будет угодно»{1023}. Призом должна была стать Бургундия, в случае победы Карла, или Милан, если бы победителем вышел Франциск.

Карл не посоветовался ни с Кобосом, ни с Гранвелем перед тем, как совершить этот рыцарственный поступок{1024}

. Оба были в смятении: если нечто подобное могло произойти в Европе, что, если какой-нибудь перуанец сделает то же самое в американских владениях? Французский епископ города Макон пожаловался, что не понимает, что говорит император. Карл ответил вызывающим замечанием о достоинствах испанского языка{1025}.

Эта речь была воспринята всеми как агрессивная из-за того, что император говорил по-испански. Историк начала XX века Рамон Менендес Пидаль доказывал, что таким образом он провозглашал испанский язык как общепринятый язык дипломатии{1026}. Однако у Карла не было такого намерения.

Было достигнуто соглашение о необходимости созыва Вселенского собора. Четвертого июня 1536 года было решено, что он состоится в Мантуе в мае 1537 года. Однако когда немецкие протестанты отказались участвовать в мероприятии, проводящемся в Италии, этот план был отвергнут. Ах, если бы только протестантское сообщество нашло в себе силы добраться до очаровательного Палаццо дель Те в Мантуе – возможно, единство христианской церкви осталось бы нерушимым!

Тогда вместо этого было решено начать войну с Францией. Император перебрался в Сарсану, первый генуэзский город к востоку от Лигурийского залива, родной город папы Николая V, давшего Португалии место в Африке и Индии. Здесь его приветствовал Дориа, согласившийся сражаться на стороне Карла. План состоял в том, чтобы напасть на Францию одновременно с суши и с моря, что уже было с таким успехом проделано в Тунисе годом раньше. Ансельмо де Гримальди выехал, чтобы встретиться с Кобосом и Гранвелем, и несколькими неделями позже Кобос и другой генуэзский банкир, Томмазо Форне, договорились о займе у Гримальди в размере 100 тысяч скудо.