Золотой век Испанской империи

К моменту прибытия Мендосы аудиенсия стала наиболее влиятельной организацией, однако затем потеряла большую долю своей политической власти, превратившись в основном в юридический орган. По-прежнему предполагалось, что суд, каждый из членов которого получал по 500 тысяч мараведи в год, должен контролировать действия вице-короля, однако при Мендосе ничего подобного не было. Он держался скорее как благожелательный монарх, чем как государственный служащий. Придворные Мендосы – Алонсо де Техада, Франсиско де Лоайса, Гомес де Сантильян, занявший место Алонсо де Мальдонадо, и Антонио Родригес Кесада – были вынуждены провести ресиденсию его предшественника, однако никаких жалоб не поступило, за исключением, как ни странно, претензии к Кироге, которого обвинили в том, что он построил два своих госпиталя Санта-Фе на земле, принадлежащей индейцам. Впрочем, ему без труда удалось доказать, что туземцы от этого только выиграли.

В Санта-Фе Кирога установил общее владение имуществом, интегрирование крупных семей, систематическое чередование городского и сельского населения, возможность работы для женщин, отказ от любой роскоши, распределение продуктов общего труда в соответствии с потребностями людей и избрание судей семьями жителей{1160}. Техаду как-то назвали первым великим пропагандистом оценки стоимости земли в Новом Свете. Особенно его интересовали мельницы зерна в Отумбе{1161}. Лоайса же обладал особенной привилегией – он был допущен в городской совет Мехико, что предполагало значительную выгоду для короны.

Под властью вице-короля и верховного суда не было никакой администрации – за исключением городских советов, которые были устроены по образцу аналогичных организаций в старой Испании и обычно носили имя кабильдос

. В них могло быть различное число советников, однако в Мехико их было двенадцать – каждый год избирались шестеро из них. Кроме них, имелось два магистрата (алькальда); остальных назначали сами советники.

Вначале Мендоса надеялся, что можно будет оставить индейские города исключительно во власти их туземных правителей, однако с этим было связано множество недоразумений, поскольку некоторые из вождей имели власть еще до завоевания, других же назначили энкомендерос или церковные деятели. Кроме того, выяснилось, что эти туземные вожди, следуя духу Монтесумы, побуждавшего своих подчиненных действовать жестко, зачастую обращались со своими людьми еще хуже, чем сами конкистадоры.

Доминирующей фигурой в Новой Испании на момент прибытия туда Мендосы был епископ Мехико Хуан де Сумаррага, чьи первые годы и борьба с Гусманом и его приближенными уже были здесь описаны{1162}. Это был человек благородный и решительный; вместе с фраем Мартином де Валенсией они разрушили в Новой Испании более 500 языческих храмов и низвергли 20 тысяч идолов{1163}. Валенсия добавлял, что в Новой Испании к этому моменту уже существовало двадцать францисканских монастырей, хотя большая часть из них представляла собой не более чем большие хижины{1164}

. С другой стороны, к 1532 году было завершено строительство первого собора в Мехико, строители которого использовали в основном камень из древних пирамид. Архитектор Мартин де Сепульведа (до этого он принимал участие в восстановлении Теночтитлана в качестве начальника работ, а в Мехико прибыл еще вместе с Нарваэсом) выстроил его в виде прямоугольного здания с боковыми приделами, с плоской деревянной крышей и деревянными же опорами{1165}.

Возможно, это объясняет тот энтузиазм, с которым верховный суд отнесся к возможности обращения индейцев в христианство. Во время первой церковной хунты[149], состоявшейся в Мехико, на которой председательствовал Рамирес де Фуэн-Леаль, а Сумаррага присутствовал в зале, ученые мужи провозгласили, что не может быть вопросов относительно того, что туземцы имеют для этого достаточно способностей, что они питают великую любовь к постулатам веры, а также «имеют возможность выполнять все ремесленные и сельскохозяйственные работы». Индеец, по их мысли, являлся разумным существом, полностью способным к самостоятельным действиям{1166}.