Золотой жук мисс Бенсон

С трудом превозмогая боль, Марджери опустилась возле Инид на колени. Но еще раньше, едва она ее увидела, где-то в глубине души у нее шевельнулась мысль: слишком поздно. Она понимала это, еще когда сползала по сломанной лестнице, а потом, едва переставляя ноги, брела к Инид по примятой траве, по красной пересохшей земле. И все-таки она пыталась нащупать пульс на руке и на шее Инид, все-таки стискивала кончиками пальцев ее запястье, и расстегивала воротник ее блузки, и массировала ей горло, надеясь пробудить хотя бы крохотную искорку еще сохранившейся в ней жизни, и все время звала Инид по имени. Она просила: вернись назад, Инид, пожалуйста, вернись назад и немедленно это прекрати. Потом можешь сколько угодно подшучивать надо мной, поражать меня своими выходками, но этим, пожалуйста, не шути. К такой

шутке я не готова. Марджери даже встряхнула Инид – не грубо, но достаточно сильно. Потом обеими руками притянула к себе ее лицо, расширила ей рот пальцами и припала к нему, надеясь своим дыханием вдохнуть в нее жизнь. Живи, Инид, живи, черт побери! Ты же так хотела жить! Живи! Марджери казалось, что, пока она продолжает искать в теле Инид ту самую притаившуюся искорку жизни, еще можно надеяться, что она там есть, просто ее нужно непременно найти, и она, Марджери, ни за что не сдастся, ни перед чем не остановится и найдет ее, эту последнюю искорку! Однажды она уже сумела спасти Инид жизнь, значит, сможет и снова это сделать. В конце концов, Инид даже пахнет, как прежде, как живая

! Однако все попытки оживить Инид ни к чему не привели. Инид ушла. Кем бы ни была Инид при жизни, но сейчас ее здесь больше не было. Марджери вдруг стало очень холодно.

Она взяла руку Инид и крепко ее сжала. Обрывки воспоминаний проплывали перед ее внутренним взором, краткие, но удивительно четкие. Вот Инид бежит к ней через весь вокзал Фенчёрч-Стрит, волоча четыре своих чемодана, да еще и пытаясь приветственно помахивать ногой. «Та-дам!» – это Инид настежь распахивает дверь их каюты на «Орионе» и влетает туда с огромным букетом цветов – это просто целый фонтан цветов! – которые она «позаимствовала» в первом классе. А вот Инид легкой змейкой скользит по дождевому лесу вместе с любимой собакой; вот она, задрав платье так, что видны штанишки, летит, свободная, перепрыгивая через ручьи и овраги. Это ведь Инид вытащила ее из того вонючего застывшего болота, каким была ее прежняя жизнь. И Марджери, сама того не сознавая, полюбила Инид. Полюбила по-настоящему. Она поцеловала тыльную сторону руки Инид, прижала ее ладонь к своей щеке, а когда наконец полились слезы, она даже не пыталась их сдерживать, хотя они жгли лицо и были тяжелыми, как крупные камни. Она просто держала Инид за руку и рыдала. А потом почувствовала, как из темноты возникает сперва одно лицо, потом второе, потом еще и еще, и эти лица придвигаются все ближе, и она поняла, что это мальчишки из шанти-тауна собрались вокруг и стоят, низко склонив головы.

Этот день не стал последним в жизни Марджери: ей предстояло прожить еще много-много дней, но вряд ли хоть один из них прошел без воспоминаний об Инид, пусть даже порой и совсем слабых; Инид виделась ей и в свойственных Глории жестах, и в игре света и тени меж деревьями. А тот холод, что сейчас охватил Марджери, со временем несколько ослабеет, но так и не исчезнет, потому что ее дружба с Инид была подобна жаркому пламени. Ибо если жизнь должна продолжаться, то должна продолжаться и смерть, а смерть, как и жизнь, – долгая штука.

А между тем проблем у Марджери хватало: нужно было что-то делать с этим жутким типом, который сломал себе шею, провалившись под пол; ей также в любой момент грозило появление французской полиции; а о том, что нанятая ими рыбачья лодка сейчас направляется в Пум, она и вовсе старалась не думать. Но в данный момент ей хотелось от жизни только одного – держать в своих руках руку Инид.

И тут из бунгало донесся громкий требовательный крик ребенка, эхом разнесшийся по притихшему лесу. Пора было кормить Глорию.

Музей естественной истории, Лондон

Фрейя

54. Золотой жук Новой Каледонии, 1983