Золушки нашего Двора

Несколько мгновений он тяжело дышал, нависая над ней. И Фирона, уже не сомневаясь, что он не сдержится и ударит ее прилюдно, закрыла глаза и прижалась затылком к холодной стене, не желая смотреть на яростную маску, в которую превратилось его лицо.

Спустя время он судорожно выдохнул.

– Мы сможем поговорить об этом дома! Хочешь, уйдем прямо сейчас?

Герцогиня рю Воронн вспомнила распухшее от побоев лицо сына, которого никогда не считала приемным… Ребенок, оставшийся без любви самых близких на свете людей – родителей, напоминал ей ее саму, лишенную любви самого желанного человека в мире – Атрона. Она не смогла защитить его от тирании мужа, в глубине души каждый раз испытывая те же боль и отчаяние, что и мальчик. А он, Ягорай рю Воронн, ее сын, осмелился бросить отцу вызов и вызволить мать из дома, полного унижений и слез. Как бы ее глупое сердце ни рвалось поверить в слова мужа, лживые слова, искусные слова умелого дипломата, беззастенчиво играющего чувствами, не предавать Яго она желала сильнее!

Фирона рю Воронн открыла глаза и, поднявшись, склонилась в реверансе.

– Прошу меня простить, муж мой, но наш разговор окончен. Покинув твой дом, я приняла решение окончательно и бесповоротно. Мои чувства к тебе, о которых ты прекрасно знаешь, никакой роли более не играют. После окончания свадебных празднеств ты отправишься в Крейский дипкорпус без меня!

Она сделала осторожный шаг в сторону, выходя из укрытия, образованного его телом, и понесла себя, как бригантина, танцующая на верхушках волн. Прочь из прошлого…

Прочь!

* * *

– Ты чего стоишь, как статуй, братец? – поинтересовался запыхавшийся Дрюня.

– А ты чего дышишь, как конь после скачки? – в тон ему ответил его величество, у раскрытого окна с наслаждением вдыхающий морозный вечерний воздух.

Солнце уже садилось, однако тьма Вишенрогу не грозила: город накрыла светящаяся магическая сеть, украшенная так любимыми ласурцами цветами, бабочками, корабликами и птичками. Внизу, во дворе, драгобужская делегация толпилась вокруг механического чуда – главного подарка Гильдии механиков. Танцевать, по понятным причинам, уважающие себя мастера не спешили.

– Прошлись с Ванилькой в конской кадрили! – хохотнул шут. – А нынче она меня отпустила посмотреть, как ты тут!

– Какая забота, ну надо же! – проворчал Редьярд, и вовсе отворачиваясь от зала.

Шут устроился рядом. Теперь оба стояли, навалившись грудью на подоконник, как школяры на переменке.

– Ничего не хочешь мне сказать? – осторожно поинтересовался Дрюня.

Редьярд покачал головой.

– Ну, тогда я за двоих! – констатировал шут. – Мнится мне, ОНА приходила вовсе не вредить. Помучить себя. Помаяться… Вот как ты сейчас! Я ЕЕ разглядеть-то толком не успел – увидел лишь нечто вроде воронья, черное, лохматое! А далее взглянул на тебя, и едва сердце не выскочило! Нельзя, твое нервическое величество, так лицом искажаться!

Король молчал, будто язык проглотил.

– Да оживи ты уже! – рассердился Дрюня, пихая его локтем. – На тебя смотреть страшно! Может, она тебя заколдовала? Чары наложила? Давай позову Никорин и Жужина?

– Слушай, дурак, отстань, а? – в сердцах рявкнул его величество. – Думать мешаешь!

Дрюня надулся.

– Раз так, я тебя покидаю. Пойду и дальше с зазнобой по углам обжиматься, а ты завидуй, братец!

– Ну слава Пресвятым тапочкам! – вздохнул Редьярд, посмотрев в удаляющуюся шутовскую спину.

– Ты мне только скажи ее имя, – неожиданно вернувшись, пристал тот. – И я уйду, клянусь, до утра! А то все ОНА да ОНА! Как к кастрюле, ей-ей!

Король взглянул на него с ненавистью. Невинное выражение Дрюниного лица ясно говорило о том, что в этот раз он не отстанет.

– Эстель, – сдержав рвущийся из груди вдох, произнес его величество имя, которое пытался забыть. – Ее зовут Эстель.

Шут развернулся на каблуках и тут же ушел.

Редьярд с тоской посмотрел в открытое окно. Подмороженная гавань была залита призрачным светом луны, напоминавшим мягкий саван. Ярко освещенный порт бросал на воду огненные отблески, словно предтечи свадебного фейерверка, который должен был состояться, как только совсем стемнеет. Море всегда было прекрасным, но короля манил лес. Как наяву он видел узкую тропинку, убегающую в чащобу, и себя в плаще с капюшоном, надвинутом на лицо. Уходящего по ней без оглядки…

* * *

Оранжевые глаза сузились.

– Вы позволите покинуть вас, ваше высочество? – пробормотал полковник Торхаш, развлекающий беседой новобрачных между танцами, и, отдав честь, двинулся сквозь толпу ко входу в зал.

Там, застыв в проеме ледяным изваянием, стояла архимагистр Никорин в платье серо-стального цвета. Скромное, украшенное лишь кружевами в алмазной россыпи, одеяние подчеркивало белизну кожи и сияние огромных голубых глаз владелицы и, несмотря на сдержанность, казалось роскошнее и богаче расфуфыренных платьев придворных дам, невольно притягивая к Ники все взгляды.

Музыканты сменили тему, заиграв менуэт. Мурлыкающая музыка разбила толпу на две части, двинувшиеся навстречу друг другу, чтобы сплестись в изысканном узоре.

– Добрых улыбок, архимагистр, – Лихо остановился прямо перед ней, – вы танцуете?