Зона любви

Меня переклинило. Я поплыл в их таком теплом, уютном мирке… таком желанном и таком невозможном! Мне становилось невыносимо стыдно. Перед Димкой, перед их сыном, перед всей их семьей. За себя, за свои черные мысли, за свою бестолковую безнадежную никому не нужную жизнь, за само свое существование на земле. Куда я полез? Кто мне дал право? Порождение Франкенштейна просилось к теплу: «Я такой же, как вы, я чувствую холод. Меня знобит, душа моя плачет, рвется на части! Пустите, пустите меня к очагу!»

Мне остро захотелось умереть.

Мы киряли с Димкой почти как приятели. Антошка живо интересовался мной. То просился на ручки, то совал мне «Чупа-Чупс». Я играл с ним и ничего не понимал. Я тайком посматривал на Веру и видел - она была счастлива! Все ее мужики в сборе. Да за кого они меня принимают! Что-то в этом мире сместилось, так не бывает… это сон. За что мне такое, за что? Теперь я просто обязан умереть!

О, неисповедимы твои пути, Господи! Непонятно только, это милость твоя, испытание или приговор? Что ты со мною делаешь, я не выдержу щедрости твоей!

Я пьянел, унося в свою тьму этот вопрос, эту неразрешимую, пугающую меня, загадку. И вдруг меня осенило прозрение! Я знал чего делать.

- Пойдем, - сказал я Димке.

- Зачем? - не понял он.

- Пойдем, я всё тебе объясню.

Мы вышли на снег, в темноту. Я шел исполнять какую-то неясную миссию доброй воли. В мозгу крутилась пьяная белиберда. Сполохи безумных фантазий. Что-то про наказание, «расплата за все делишки твои»! «Так надо» - твердил я себе. Димка плелся за мной. Я уводил его подальше от палатки, от света, исходящего от нее. От Антошки и Веры. Я был уверен в Димке, я знал, - он не подведет.

Истина - в вине. Spiritus - дух. А мой дух требовал именно этого…

Я убедил его избить меня.

- Я заслужил. Так надо, надо! Мне - надо! Чего тебе стоит…

Он недолго сопротивлялся. И бил хорошо. Энергично, но без злобы. Он бил меня, как приятель. Когда я упал, он помог мне подняться.

- Ну, как, нормально?

В интонации его голоса слышалось: «Я все сделал правильно?»

- Зашибись! Лучше, не бывает.

- Пойдем выпьем! Чума…

Он не о чем меня не спрашивал.

- Пойдем.

Мы вернулись в палатку. Вера ужаснулась.

- Что ты наделал! - накинулась она на Димку.

- Ты всё неправильно поняла, - сказал я, - я сам его попросил. Так надо! Мне - надо!

- Папа плехой! - выдал вдруг Антошка.

- Нельзя так говорить, - испугался я, - папа очень хороший… настоящий. Дядя плохой.

Тут до Димки что-то дошло… свое пьяное горе… что-то абсолютно не имеющего отношения к делу. Он тоже всё неправильно понял!

- Ударь меня, ударь бутылкой! Слышишь - ударь! Теперь твоя очередь! Ты что - не мужик?!

Он подставил под удар свою голову. Светлую свою голову, с торчащими пшеничными волосами.

- Прошу! Ну! Прошу… Ты нарочно это сделал! Ты всё, всё хочешь разрушить!

«Бред."

Я стоял у окна своей холостяцкой, пустой квартиры и курил. Пустота угнетала, выглядывая из каждого угла. Пустота снаружи пожирала меня, образуя вакуум внутри. Вакуум втягивал пустоту - сообщающиеся сосуды. Мой дух завис между двумя этими мертвыми зонами и трепетал. Как подранок, пугливо озирался, не зная, куда приткнуться - везде только пустота. За окном занимался блеклый рассвет…

"Чего я добился своей глупой выходкой? Бред, бред!»

«Если по утрам очень трудно, а по вечерам очень страшно…» - крутились в голове стихи Башлачова.

А если по утрам очень страшно? Страшно, но предельно ясно. Враг обнаружен - осталось совершить возмездие. А если Димку попросить еще об одном одолжении. Умереть от рук этого светлого мальчишки - достойная перспектива. Но он не пойдет на это. Да и подло подставлять парня… А если его спровоцировать? Благо - поводов предостаточно. Впрочем, это стократ подлее… Бред, бред! Абсурд! Безумие! Я, очевидно, схожу с ума. Но как вырваться из этого пустого пекла? Придется самому решать свои проблемы…

Вдруг я увидел за окном знакомую процессию. Святое семейство: мама, папа и малыш. Вера несла Антошку на руках, Димка плелся сзади с огромной сумкой. Они шли в направлении моего дома.

Вера с порога кинулась ко мне.

- Ну, как ты?

- Лучше всех.

- Ой, ну дурной ты… дурной!

Она с нескрываемым сожалением рассматривала и трогала мои синяки.

- Больно? Теперь и на улицу-то не выйдешь… кошмар!

- У меня есть розовые очки.

- Ха, розовые… скажешь тоже! Я тебе крем-пудру принесу - телесного цвета. У меня есть.

- Я все-таки попробую скрыться за очками. В них мир так прекрасен!

- Не надо никуда скрываться.

Антошка уже носился колбасой по квартире, пытаясь поймать мою кошку за хвост. Его вполне устраивали ее просторы. И не пугала пустота, смотрящая из каждого угла. Удивительно, создалось впечатление, что он здесь бегал всегда.

- Какая у тебя смешная кошка, - сказала Вера, - на тебя похожа. Как ее зовут?

- Маруся.

- Почему Маруся?.. это чертик какой-то…

- Все кошки должны называться Марусями. А коты - Васями. Только моя кошка особенная. Это же - неутешная вдова! Посмотри, сколько в глазах ее скорби… и немого удивления. Она постоянно удивляется и скорбит.

- Это твоя кошка.

- Потому что я удивляюсь и скорблю?