Зона любви

- Ему здесь нравится, - сказала Вера, показывая на Антошку.

Тот уже забрался за мой письменный стол и что-то с восторгом рисовал на моей рукописи.

- Он нигде в гостях себя так не ведет. Ты ему тоже очень понравился, - добавила она еле слышно.

Я посмотрел на Димку. Он даже взглядом не выдал своей неприязни ко мне.

«Его любили кошки, дети и мамы детей… - подумал я, - и даже мужья этих мам».

- Мы тут лекарства принесли, - сказал муж мамы, доставая из сумки две бутылки сухого вина, - тащи стаканы. Она мне даже выпить с утра не позволила. И водяры взять не дала! Говорит, напьетесь.

- Пошли на кухню - всё там.

- Мы буквально на пол часа, - сказала Вера, - у нас электричка в одиннадцать.

Когда они уходили, Вера незаметно сунула мне в руку записку. В ней было написано: «пос. Дорохово, улица Пионерская, д. 7. Тебя всегда ждут».

42.

Это одно отрешает от всех страданий -

так выбирай:

быструю смерть

или долгую любовь.

Рука моя становилась все хуже. Пока пил - ничего не замечал. Бросил - тут и началось. Мало того, что в плече поселилась невыносимая боль, перестали сгибаться пальцы.

Хирург сказал, что такие ушибы лечатся долго. Потом могут быть рецидивы. Назначил уколы, физиотерапию, массаж. Прописал таблетки, мази. Руку, сказал, необходимо постоянно держать в тепле.

А где его взять-то тепло - не сказал.

Всё это не добавляло оптимизма. Все эти хождения по кабинетам, прозябание в очередях в коллективе пенсионерок - повергли меня в такое уныние, что в пору было завыть. Встать на четыре кости, поджать хвост, устремить свою морду к Создателю и выть, выть!..

Усилием воли я заставлял себя работать. Но мне кто-то перекрыл канал поставки идей, перерезал провода, связывающие меня с мировой библиотекой - кладезем знаний предельных и запредельных.

Кисть ползала по поверхности холста, оставляя следы моего душевного состояния. Безнадежное зрелище… Я всегда говорил - холст не обманешь. Это зеркало. Я смотрел в него - и ужасался.

Когда-то давно, на выставке, со мной произошел эпизод, врезавшийся глубоко в память. Ко мне подошла одна смиренная особа, из наших коллег - художница. Она меня знала, я ее - нет. Чего-то там побормотала, пошептала себе под нос, потом вдруг спрашивает прямо в лоб: «Юра, вы в Бога веруете?» - это она по поводу моей работы. Никакого святотатства на холсте не было. Просто - городской пейзаж. Но что-то в нем ее так пробрало!

Она-то на Бога видно запала капитально. Я замечал, что у некоторых теток, после наступления климакса, пробуждается религиозное сознание, которое порой приобретает гипертрофированные формы. Посты, платочки, многозначительный вид, смиренная улыбочка - довольно унылое зрелище. Но от ее вопроса потянуло такой затхлостью, таким повеяло разложением… так он мне показался, оскорбителен, что я не выдержал, - вспылил: «Как можно-с! Я сам, в некотором смысле - бог!» - и картинно захохотал. Она в ужасе отшатнулась.

Я и теперь обхожу стороной этих бесполых созданий.

Постоянно хотелось водки. Посещала такая фантазия: уйти в лес, выпить бутылку - и уснуть на снегу…

Но жизнь меня научила сопротивляться. Когда всё так запущено - самое время взлететь на вершину, оглядеть все вокруг, увидеть с тех высот себя - любимого - и посмеяться над бренностью мира.

Однако с полетами не получалось - слишком тяжел оказался любимый…

С Верой мы продолжали встречаться. Димку я избегал. И Вера понимала - лучше нам не пересекаться.

- Он сейчас другой стал. Переживает сильно. Раньше за каждой юбкой бегал. Что ты! Такой бабник. Мандавошками меня наградил. А на 8 марта сидела одна, как дура - ждала. Пришел датый, с бутылкой - даже цветочка не подарил.

- Вот и хорошо.

- Что ж тут хорошего?

- Может, наладится у вас. Ты же сама говоришь - другим стал.

- Наладится… Это он сейчас такой, пока ты со мной. Не будет тебя - всё закрутится по новой.

Потом неожиданно добавила:

- У меня на свете никого ближе нет. Только ты и Димка.

- А сын?

- Антошка - это совершенно другое.

Она улыбнулась.

- Он тебя вспоминал тут. Ты помнишь - обещал в зоопарк с ним сходить. Он - помнит.

- Схожу.

Я раздвоился. Всё существо мое негодовало: уходи! Не место тебе среди этих людей. Ты приносишь людям несчастье. Но сердце, мое глупое сердце, так жалобно скулило… умоляло меня: останься! Живи и не думай. Живи - и люби! В жизни так всего много, что достойно любви…

- Давай поженимся, - сказала Вера.

- Давай.

- Нет, ты серьезно - согласен?

- Согласен.

Я больше не хотел самоуглубленных исследований. Я запретил себе залезать в то болото. Что будет завтра, через неделю - плевать! Я просто очень боялся пустоты, поселившейся в моих углах. Мне даже подумалось: будем жить вчетвером. А что? Мне не хотелось умирать…

Пошли с Верой в детский сад - разведать, удастся ли, пристроить Антошку. Она сама разговаривала с заведующей. Когда мы вышли, сказала, что в принципе всё можно уладить. Главное, чтобы  т ы  з а х о т е л, - добавила она, глядя мне прямо в глаза. Она вообще очень чувствовала меня, сейчас - особенно обостренно - смотрела прямо в меня и видела, что творится в душе.