Зона Посещения. Забытые богами

Электричка прогрохотала и исчезла. Гроза стихла так же быстро, как и началась. Прибитый водяным прессом пырей, побитая лещина, исхлёстанные кроны деревьев выглядели жалко и обтёрханно, как бездомная собака. Но вот первый несмелый луч солнца просочился сквозь убегающие на запад тучи, и Лес опомнился, начал приходить в себя, обсыхать и вновь приобретать вид монолитных зелёных стен, обступающих просеку.

Покрытому же грязью железнодорожному полотну, как и большинству творений Человека, было всё равно, как оно выглядело.

Больше здесь никого не осталось.

Между рельсами никто не лежал.

Далёкое раздосадованное «ууууууу…» послышалось из-за зелёной стены.

– …а, дядь, ты шо, больной? – Молоденький солдатик в камуфляжной униформе с эмблемой аэромобильных войск тряс за плечо седобородого мужика.

– А шо акое?.. – с трудом протолкнул дядь слова сквозь запёкшиеся губы и зашевелился, разгибаясь. Изборождённая морщинами испитая физиономия повернулась к воину.

Пожилой, бедно одетый пассажир, который разве что в конце прошлого века был бы примерно в возрасте Христа, полулежал, свернувшись клубком. На скамье в самом углу трясущегося вагона. Узловатые искривлённые пальцы его сжимали очищенную от коры прямую ветку длиной сантиметров пятьдесят, непонятно зачем ему нужную. Слишком короткую для посоха и слишком тонкую для дубинки.

За окнами вагона проплывал мокрющий после внезапного дождя лес. Но уже появилось солнце, мир посветлел, и стало ясно, что снаружи белый день, а не сумерки.

Оборудованный деревянными скамьями со спинками вагон электрички был почти пуст. Изнутри он выглядел до отвращения неуютно, снаружи скрипел и расхлябанно шатался, как пьяный. Казалось, этот допотопный ящик, мало похожий на средство для перемещения людей в пространстве, вот-вот слетит с рельсов…

Людей в вагоне почти и не было. Десяток пассажиров всего.

Дядь поднял на солдата мутный взгляд, в котором плескалось раздражение.

– Та стонешь, – объяснил десантник с сержантскими знаками различия. – Дети спугалися.

Через проход на деревянных сиденьях пристроились двое детишек. Русоволосая девочка лет одиннадцати испуганно жалась к стене, а мальчик помладше сидел вполоборота между ней и проходом, как бы прикрывая сестрёнку. Лица их были настолько похожи, что дети казались близнецами. Старенькие футболочки, шортики и сандалики у обоих смотрелись совершенно одинаковыми.

– И де их-х мамка? – прохрипел старик.

– А я знаю?.. Малы́е, мамка ваша где?

Солдат присел на сиденье напротив брата и сестры.

– Та у тюрме она. – Мальчик насупился. – Мы мамку не любим. Дралася.

– И куды ж ех-хаите? – прохрипел седобородый, кряхтя и пытаясь усесться прямо.

– К бабуле. Папку мы не любим тоже… – осмелела девочка.

– Дерётся? – спросил солдат.

– Лерку с дядьками оставлял, по приколу, – сообщил мальчик спокойно. – Она говорит, не вкусно. Я не буду.

– Курево есть? – спросил вдруг старик и надрывно закашлялся, сгибаясь пополам.

– Не-а, усе скурил, – жизнерадостно ответил десантник. – Шо, уши пухнуть, дядь?

– Стрельни вона у мордатого. – Дядь ткнул грязным пальцем в толстого пассажира, от которого их четверых отделяла половина вагона. – Одну себе. Не куру я. Побазарим идём.

Они стояли в тамбуре. Проснувшийся мужик бомжеватого вида и разбудивший его младший сержант. Под потолок стелился вонючий дым «табачного изделия», и в новом веке неистребимого, как глупость.

За окошками створок раздвижных дверей проносилась редеющая лесная полоса, в просветы которой просматривались поля и высокая эстакада автострады, бегущей параллельно железнодорожной насыпи.

– Слухай сюды, воин, – хрипел дядь. – Довезёшь малых у большой город… мне щас вылазить, на следущей…

– У меня отпуск кончается! – отказывался аэромобильный сержант. – Мне на узловой пересаживаться на экспресс! Час реального времени всего! Я ж самого себя матюкаю, шо сел в этот гроб! Надо было автобусом!

– Я ж тож серж… – Электричка дёрнулась, и старик осёкся, но продолжил: – …ант был, братуха. Токо старший. Как сержант сержанта прошу, довези ребятёнков. Я те адрес дам, запоминай… – Он назвал имя улицы и номера дома и квартиры. – Запомнил? Ты врубись, нельзя мне поездом на центральный вокзал причухать, нельзя, понимаешь, а то б я сам!.. Надо мне штуку одну довезти, понимаешь, кровь из носу, в лепёшку расшибись, а довезти надо… Ждут, понимаешь… Положились на меня, братуха, не могу подвести, должен я… Враг непримиримый, коварный, может исхитриться, подмогу собрать… – Старик оскалился, будто увидел заклятого врага прямо перед собой, и стало заметно, что он щербат – в верхнем ряду не хватало правого переднего зуба.

– Та шо ж я, зверь, шо ж я, не врубаюсь… Но ты ж сам сержант, не врёшь ежели! Разе ж ты не помнишь, шо бывает за опоздание в часть, ёрш твою медь?!

И десантник многоэтажно выматерился.

Он нервно докурил сигарету, бросил изжёванный обслюнявленный окурок на железный пол, исчёрканный сеткой ромбиков, и свирепо растёр труп изделия каблуком ботинка.

Электричка начала замедлять ход.