Зов ястреба

Она покупал ей ленты, разноцветные пёрышки, нитки, бусинки. Она показывала ему свои вышивки и самодельные браслеты и серёжки, и он смеялся и целовал её в затылок:

– В них ты прекраснее, чем дочери благородных диннов в своих дорогих побрякушках.

Несколько раз он дарил ей и такие – с драгоценными сверкающими камушками в оправе из кости и серебра. Миссе ни за что не решилась бы надеть что-то подобное в Гнездо или на улицу, поэтому эти украшения – как и многое другое – существовали для неё только в их квартирке на улице Первовладетелей.

Она надевала их на себя все сразу – серьги с алыми камнями, ожерелье из синих, тяжёлые браслеты – их, и ничего больше.

От её первой стеснительности ничего не осталось, и потом, прокручивая то, что было между ними, в мыслях, она краснела, как грудка леснянки, и сама не могла поверить в то, что делала всего несколько часов назад.

Они с Лери прошли большой путь от тех первых, робких поцелуев, которые она дарила ему в переулках недалеко от Гнезда или под сенью Шагающих садов. Тогда она думала, что никогда не позволит ему большего, и то и дело задавалась вопросом: что сказала бы мать, узнай она об этом?

Они никогда не обсуждали ничего подобного, так что сложно было представить. Однажды Миссе хотела поговорить с мамой о Расси, вырезавшем её имя на всех деревьях и заборах в округе, но старшая Луми начала хватать ртом воздух, как рыба, выброшенная на лёд, раскраснелась и замахала руками, а потом пролепетала, что дочери слишком рано думать о таких вещах.

В тот единственный раз Миссе не получила ответа – а теперь спрашивать стало слишком поздно.

Конечно, она знала, что в Ильморе добрачные отношения не поощрялись и уж точно не выставлялись напоказ – но ведь она больше не жила в Ильморе.

Здесь, в столице, девушки и юноши вели себя куда свободнее. Вечера были наполнены вздохами, поцелуями и улыбками, полными обещания. Парочки обнимались и держались за руки, не таясь – и смелее других были юные обитатели Гнезда.

В самом начале обучения девушек собирала в общей комнате госпожа Сэл. Она была предельно конкретна, и говорила с ними, как со взрослыми:

– Вы все – уже не дети и можете самостоятельно принимать решения. Запрещать что-либо в… данном вопросе вам никто не будет. Но имейте в виду: с возможными последствиями придётся иметь дело, и ничего приятного в этом нет. Следите за тем, чтобы обходилось без последствий. Разрешение на брак получить вы можете – но дети во время службы запрещены, что в браке, что без него. Никаких исключений – поэтому, если вдруг что-то случится, вы должны незамедлительно явиться на осмотр к дежурному кропарю – или рассказать об этом тому, который будет работать лично с вами, если таковой уже появится. Мужчинам-то что? А вот для ваших тел пользы никакой – а им и так тяжело придётся, можете мне поверить.

По возбуждённому перешёптыванию было очевидно: слова о возможных последствиях не произвели на слушательниц серьёзного впечатления; куда большим вниманием удостоили слова об отсутствии прямого запрета на то, что им предшествовало.

И вправду, какой смысл избегать добрачных отношений, если не знаешь, случится ли когда-то в твоей жизни брак? Многие товарищи Миссе справедливо полагали, что нужно ловить момент, брать всё, что можно, от жизни – и по ночам то и дело воровато скрипели двери комнат, слышались в коридорах чьи-то лёгкие шаги, сдавленные смешки и шёпоты.

Миссе и не думала ни о чём подобном – и не подумала, но ведь с Лери всё было совершенно иначе.

Одно дело – обжимания в коридорах Гнезда по углам, а другое – любовь, которая даже началась необыкновенным, головокружительным образом, как в настоящих романах.

Конечно, сперва она не думала, что всё зайдёт так далеко – но Лери снял эту квартиру, чтобы они могли болтать без свидетелей и помех – а потом был так нежен – и вместе с тем настойчив – что однажды всё случилось само собой.

Тогда – потом он часто поддразнивал её этим – Миссе испугалась и даже расплакалась, когда всё было позади. Лери ласково гладил её по волосам, слизывал её слёзы и повторял:

– Всё хорошо, моя милая. Ну, почему ты плачешь? Что мне сделать, чтобы ты не плакала? Ради тебя я сделаю что угодно, ты это знаешь. И знаешь, что ещё? – он сказал это так тихо и значительно, что она перестала всхлипывать.

– Ч-что? – Должно быть, вид у неё был тот ещё – с перепутанными волосами, припухшим носом и щеками, красными от слёз. Но он посмотрел на неё так, словно прекраснее на свете не было, и очень серьёзно сказал то, что она и не мечтала услышать от него не во сне, а наяву.

– Я тебя люблю.

И так всё было решено между ними. Не нужны были ни брачные клятвы, ни пышная свадьба, ни огласка, ни знакомство с его родителями, ни письмо к её матери.

– Мы – муж и жена, – прошептала Миссе однажды, лёжа у него на плече и глядя, как пляшет пламя в камине, и Лери ответил куда-то ей в волосы:

– Навсегда.

Она несла это «навсегда» в себе, как дрожащий огонёк в стеклянном фонаре, всю торопливую дорогу до станции – в тот вечер ей предстояло отправиться на охоту.