Зов Оз-моры

— Она что, некрещёная была? Марё? Мариам? Некрещёная? Так я и поверила тебе, старый потаскун! — сильнее прежнего заголосила его жена, схватила скалку и выскочила в окно.

Добежать до мужа Чиндява не успела. Из залива, словно черви или змеи, выползли связки водорослей и обвили её. Оказавшись в тугом коконе, она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой.

— Что мне теперь делать? Уплыть или гусей в хлев загнать? — спокойно спросила Мариам.

— Загоняй! — ответил отец Афанасий. — Только сначала освободи Чиндё.

— Нет уж! Она наказана, — ответила Дева воды и неспешно пошла во двор, даже не надев панар.

Из-за дома послышались гогот и хлопанье крыльев. Отец Афанасий шепнул на ухо перепуганной жене: «Осторожнее, дура!» — и начал снимать с неё водоросли.

Вскоре вернулась Мариам.

— Загнала гусей! — отчиталась она, зашла в воду и нырнула. Через миг из Гремячего ручья выпорхнула птичка с изумрудно-зелёными крыльями и полетела к дому Мины.

— Утонула!

 — заголосила попадья. — Утонула Марё! Ныряй за ней, Учват, вытаскивай!

— Какая ж ты глупая баба, Чиндё! — досадливо покачал головой отец Афанасий. — Неужто не поняла, кто перед тобой стояла? Ведь-ава не может утонуть. Никому ни слова о ней, а то не сдобровать нам!

Он снял с жены водоросли и под руку повёл её в дом. Самостоятельно идти Чиндява не могла: ноги подкашивались, перед глазами плавали чёрные кляксы…

Вскоре в волоковое окно Мининой избы влетел зимородок с золотым крестиком в клюве и обернулся Ведь-авой. Хозяин в этот момент был во дворе, и за столом одиноко сидела Дева леса.

— Вот! Порадуйся за меня, — сказала ей Ведь-ава. — Я теперь крещёная. Под именем Мариам. Как же тяжело мне это далось! Отец Афанасий упирался, боялся в Ад попасть. Пригрозить пришлось.

— Может, правильно боялся? — хмыкнула Вирь-ава.

— Нет, не попадёт он в Ад, — уверенно ответила Дева воды.

— Это почему же?

— У него такой глубокий бас! — мечтательно сказала Ведь-ава. — Очень, очень низкий голос. А какой красивый! Наслаждалась, когда его слушала. Так что после смерти он окажется в моём мире. Как Мину не отдала Тона ши, так и отца Афанасия не отдам Аду.

Глава 26. Заклинание от ссоры

Найдя избу оз-авы, Денис резко распахнул дверь, ворвался внутрь и увидел хозяйку, которая массировала грудь лежащей на скамье Варваре.

— Всё ещё хуже, чем я думал. У них тут Содом и Гоморра! — завопил он и бросился на Инжаню.

— Стой! — по-русски крикнула она.

Услышав её беспрекословный и тёмный, как воронёная сталь, голос, Денис остановился и опустил топор.

— Лечу твою Толганю, — примирительно улыбнулась ему Инжаня. — Брось топор и посиди здесь, ежели хочешь.

— Что с Толгой? — испуганно спросил он.

— Пока ничего. Нуянза напихала ей в рот снега, но я вовремя их разняла…

— Вот баба омяжная! — покачал головой Денис. — Что ж теперь нам делать?

— Лечить Толганю, чтоб не охрипла. Иначе несдобровать мне…

Варвара поначалу молча слышала разговор мужа с Инжаней, но когда услышала слово «охрипла», в страхе прошептала:

— Я теряю голос?

— Всё будет хорошо, — успокоила её Инжаня. — Я была беспечной, но теперь знаю: тебе нельзя ходить одной. Ни по деревне, ни в лес, ни к реке. Даже днём. Слышь, Денясь! Ты ведь уже ходишь? Провожай и встречай Толгу кажный день.

— Я и за мужа боюсь, — сказала Варвара. — Вдруг полоумная баба нападёт с топором?

— Пусть Денясь берёт с собой оружие, — ответила Инжаня.

— Откель же его взять. За ним ехать надо.

— Куда это? — удивилась Инжаня.

— В лес, — ответила Варвара. — Там схрон.

— Почему я об этом ничего не слышала? — недовольным тоном спросила Инжаня. — Ты ученица моя или нет?

— Ну, сказала бы я…

— Сказала бы — и твой схрон давно был бы здесь. Отправила бы тебя с зятьями Офтая. А теперь…

— А теперь я с ней поеду, — сказал Денис. — Ежели сани дашь.

— Опосля погутарим, — сказала Инжаня и вновь стала натирать мазью Варварину шею и грудь.

Утомившись, она разогнула спину и с усмешкой посмотрела на Дениса:

— Убедился, что у нас тут не Содом и Гоморра?

— Спасибо, Инжаня! — застыдившись, поблагодарил её он.

— Не скучно тебе с нами? Иди, наверное, домой. Поспи, а утром приходи за Толгой.

— Тяжко мне идти по волглому снегу.