Зов Оз-моры

— Раскаиваюсь, святой отец! Неужто не веришь? Вот тебе крест святой, раскаиваюсь! — она сложила двуперстие и наигранно перекрестилась. — Окрестишь меня?

Отец Афанасий осмелел и положил ладонь на голову богини.

— Ты, людоедка, с Четвероевангелием знакома? — поинтересовался он. — Знаешь, о чём там говорится?

— Я девица начитанная, — ответила Ведь-ава. — Знаю наизусть и Новый завет, и Ветхий, и Коран, и Авесту, и Ригведу, и даже Дхамападу…

— Хммм, — промычал священник: из перечисленных Девой воды священных книг он слышал лишь о трёх, а прочёл всего одну. — Хммм… Человеческие жертвы больше требовать не будешь?

— Не буду, отче! Вот тебе крест святой, не буду!

Она вновь перекрестилась.

— Подставишь левую щёку, если ударят по правой?

— Бей, святой отец! Сам убедишься.

— Сколько дней ты кровь человечью не пила? Неделя хоть будет?

— Уж месяц как пощусь, раками да рыбой питаюсь. Грибами иногда, их мне Вирь-ава приносит. Ну, и шкаень пуре попиваю, как же без него. Вот тебе крест святой!

Дева воды осенила себя крестным знамением в третий раз.

— «Отче наш» сможешь прочесть?

— Я ж готовилась! И «Отче наш», и «Богородице», и даже «Символ веры». Всё знаю.

— Ох! — вздохнул отец Афанасий. — Сомневаюсь, что ты после крещения станешь жить христианской жизнью.

— Так ведь и ты ей не живёшь, святой отец! — парировала Машенька. — Вспомни, сколько баранов ты заколол на керемети. И кабы только баранов! Неужто забыл, оз-атя Учват?

Отец Афанасий в ответ издал звук, напоминающий мычание.

— Не забыл, значит! — засмеялась Дева воды. — Чего ж ты теперь кобенишься, не хочешь меня крестить?

В ответ святой отец залепетал смущённо и ласково:

— Явилась ты сюда, бесстыжая, в чём мать родила! Ни полотенца нет, ни рубашки крестильной, ни креста…

Ведь-ава поняла, что он больше не станет отпираться.

— Ну, это ты зря говоришь, Учват! — она раскрыла ладонь и показала крестик. — Вот он, золотенький! А панар мой на кустике. Ужели не видишь?

Отец Афанасий взглянул на заросли краснотала. И правда, на одной из веток висела рубаха из выбеленного льна.

— Так обвенчаешь меня? — в который раз повторила Ведь-ава. — Кстати, эти гуси — мой подарок. Бери их.

— Как?

— Я их успокою и в хлев загоню. Отвезёшь в Нижний, продашь. В накладе не останешься. Храм подновишь, жене шубку и ожерелье купишь… Теперь крести меня! Прямо здесь, в пруду. Чего стоишь, как идолище?

— Сначала гусей загони, потом крещу.

— Нет уж! — твёрдо сказала Ведь-ава. — Не ломайся, как девка, святой отец! Окрести меня. Сейчас же! Я скромна перед тобой, но могу ведь и силу применить.

Отец Афанасий нехотя осветил пруд, велел богине зайти по плечи в воду и трижды окунуться.

«Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Крещается раба Божия Мариам!» — запел он.

Жена услышала его глубокий могучий бас, выглянула в окно и обомлела, увидев мужа и мокрую голую девицу, на шею которой священник надевал золотой крестик.

— Марё! — закричала попадья. — Вот шлёндра! Ещё с Пиняем не обвенчалась, а уже на моего Учвата жадную паду раззявила!

— Уймись, Чиндё! — прикрикнул на неё отец Афанасий. — Не видишь, я её только что окрестил? Она нам целый двор гусей подарила. За крещение своё да за венчание.