Зов Оз-моры (СИ)

– Чем я тебе помогу? Может, мой сын когда-нибудь и станет святым отцом, но ему и двух месяцев от роду нет. Вырасти ему надо.

Отец Афанасий откинул голову назад и побелел. Камилавка слетела с его головы. Он снял крест и трясущимися пальцами расстегнул ворот однорядки[3].

– Задыхаюсь, – словно извиняясь, прошептал он. – Голова раскалывается, сердце давит… Ты же богиня. Самая сильная из всех богинь. Сделай что-нибудь!

Ведь-ава взяла лежащий рядом с купелью ковшик, зачерпнула им святую воду, всыпала в корец какой-то порошок и размешала.

– Пей, батюшка! Поможет, но ненадолго,– печально сказала Ведь-ава. – Молодость я тебе не верну. От болезни сердца тебя не излечу, но от Ада спасу. Ты ведь не надеешься оказаться в Раю, оз-атя Учват?

– Нет, – тихим бессильным голосом ответил отец Афанасий.

– И правильно! Нечего там тебе делать. Произнеси всего четыре слова, и ты избежишь Ада.

– Какие же?

Ведь-ава строго посмотрела на батюшку и протянула берёзовый веник, невесть откуда оказавшийся в её руках.

– Возьми этот тяльме, батюшка, и скажи мне: «Моя вайме отныне твоя!»

– Ах ты, дьяволица! – вскрикнул отец Афанасий. – Хочешь, чтоб я душу тебе отдал?

– Брось! Я тебя от Ада спасаю, а ты говоришь «дьяволица».

– Может, у тебя ещё хуже, чем в Аду?

– Не хуже, уж поверь,

– засмеялась Дева воды. – Черти там не будут тебя жарить, да и нет их в моём мире. Решайся, святой отец! Я тебя не принуждаю. Выбор за тобой.

– Моя вайме отныне твоя! – прошептал отец Афанасий, схватившись за веник.

– Вот и чудно! – воскликнула Ведь-ава. – Будешь услаждать меня по вечерам своим глубоким басом. Впрочем, у нас будут дела и посущественнее…

----

[1]Ливтяк кода комоля! (эрз.) – Лети как хмель! (скорее вылезай из утробы матери).

[2] До реформ Петра Первого священников на Руси избирали прихожане.

[3] До реформ Никона священники носили кафтаны-однорядки.

Глава 36. Первый дозор

После завтрака Денис нашёл женин крестик и протянул Варваре.

– Это для чего? – удивлённо спросила она.

– Стрельцы и мастеровые – люди кщёные. Они во Христа веруют. Ты среди них теперь жить будешь. Придётся носить крест и в церковь ходить.

Она сокрушённо вздохнула и повесила крестик на шею. Затем принялась сурьмить брови, белить лицо, румянить щеки и жаловаться на судьбу: «В Вирь-ате я ничего такого не делала, а мужики всё равно на меня засматривались. Ну, что за радость быть стрелецкой женой? Куда я попала?!» Лопотала она по-мокшански, да ещё и скороговоркой, и Денис ничего не мог разобрать в мелком бисере звуков её речи.

Наконец, Варвара накрасилась и приоделась, и муж повёл её к пригорку, где возводился дом. Когда чета подошла к своему будущему дому, древоделы уже положили на морёные колоды нижний дубовый венец сруба. Неподалёку сверкали смолой очищенные от коры сосновые брёвна. Денис взял топор и бросился помогать мужикам, извинившись, что из-за болезни жены пришёл слишком поздно. Варвара подошла к старшему плотнику.

– Не поплывёт дом по весне?

– Мы до хрена срубов зимой поставили, – ответил тот. – Ни один ещё не повело.

– Значит, ничего, что в мороз избу рубите?

– Не боись, хозяйка! Так даже лучше. Дерево зимой сухое. Не растрескается, гнилью не тронется. Изба дольше простоит. И дети твои в ней будут жить, и внуки, и правнуки…

– Далеко смотришь! – усмехнулась Варвара. – Кто ж знает, как судьба повернёт?

– Ежели супруг твой погибнет, – сказал плотник. – То изба всё одно тебе достанется. Под забором не сдохнешь. Тут такой порядок, хозяйка.

Варвару передёрнуло от этих слов, и она сменила тему разговора.

– А река тут есть?

– Как же? Цна. Рядом она… но не боись, хозяйка. Сруб ставим на бугорке. Полая вода избу не подтопит. Погреб не зальёт.

– А омут здесь есть?

– Тебе зачем? – засмеялся древодел. – Утопиться надумала?

– Нет, любопытствую.