– Вестимо, знаю, – вздохнула Варвара. – Моя Лайме! Мы хотели воли. Хотели не платить тягло, не платить ясак. Думали воевать. И с рузами, и с татарами. Не сумели! Начали сражаться, и татары нас перебили. Легко-легко! Всех нас! Я одна убежала. В лес. На дерево залезла. Погибла моя Лайме! А Вирь-атя разве другая? Выбирать ей придётся. Или рузы, или татары. Рузы лучше. В полон не уводят. В рабство не продают. К земле прикрепляют. Крепостные времена настают!
– Но ведь и нас с тобой закрепостят, если мы тут останемся. Ты об этом не думала?
– Здесь мокшет живут. Я мокшава. Я с ними.
– Но я-то не мокшава…
– Не мокшаля, – поправила его Варвара. – Я мокшава. Инжаня – мокшава. Офтай – мокшаля. Валгай – мокшаля. Все мы – мокшет. А ты – не мокшаля. Понял?
– Да, я не мокшаля, – раздражённо кивнул Денис. – Не верю я в ваших богов! И вот о чём подумай. Если всех закрепостят, то и кстить будут. Насильно. К купели поведут. Всех! Как же ты сможешь быть оз-авой?
– Тайком. Вечор в церковь молимся, а изутра на кереметь идём. Инжаня сказала, так можно. Мина так живёт.
– Что за Мина?
– Забыл? Его Ведь-ава женила. На себе. Он в селе живёт. Под Нижним. Поп там есть. Он в церкви святой отец, а на керемети – оз-атя.
– Кто тебе такое сказал? – насторожился Денис.
– Инжаня. Видишь, эрзя может так. Почему же мокша не может? Я оз-ава, а Офтай – поп. Или сын его Тумай. Отец Тимофей. Или даже ты. Отец Дионисий!
– Ловко придумала! – хмыкнул он. – Токмо я ведь о другом счастье мечтаю.
– Бросишь меня?
– Нет, останусь с тобой, но буду зол на тебя, – вздохнул он, вспомнив слова Варвары.
– Вытерплю твою злость. Лишь бы ты был рядом…
Денис улыбнулся и поцеловал её:
– Добро, Толганя. Теперь пошли отсель.
Заперев кузницу, они сразу же отправились к Офтаю просить лошадь.
На пустыре кузнечики яростно исполняли прощальные трели – чувствовали, что затянувшееся бабье скоро закончится, и их тельца заледенеют от нагрянувшего мороза. Денис ковылял через силу: нога болела всё сильнее. Варвара придерживала его под руку – боялась, что муж споткнётся.
Офтай усадил супругов за стол, налил им позы, угостил тушёным с овощами зайцем, которого недавно принесли ему зятья. Они удачно поохотились: хватило и себе, и тестю.
Варвара перевела вопрос.
– Не в Валгае ваша беда, – ответил Денис. – Он паренёк смышлёный. Научу его ковать сабельки из уклада.
– А из булата?
– Булат лить не умею. И никто на Руси не может. Сделаю вам оружие из уклада. Доброго уклада. Даже три-четыре сабельки сделаю. Хоть угорского выкова[2], хоть польского. Токмо вот горн у вас плох. Мехи впустую качаете. Нет доброго пламени – не будет и оружия. Даже плохонького.
– Нужно поставить колосник.
– Чугунный нужен. Здесь такой не выплавишь. Не тот огонь.
– Их из Тулы сюда привозят. Недёшево колосник обойдётся, зато прослужит долго. В город надо за ним ехать. В Тонбов.
– Ты же хочешь, что я наковал оружие для всей деревни. Не жмись, Офтай, раз уж решил вооружать людей.
– Нескоро. Сначала руду нужно наготовить. Всей деревней добывать будем: много её потребуется. Зимой придётся лёд в болотах долбить, мёрзлое дно копать. Много сил уйдёт! Потом крицу начнём варить. Затем с ней буду возиться, очищать… Оружие ковать начну летом, не раньше.
Жена перевела ответ Дениса слово в слово. Лицо Офтая сделалось печальным и сосредоточенным. Он долго молча размышлял, потом вяло сказал:
У Варвары душа ушла в пятки.
Та отдыхала после обеда. Сидела на эземе и, вертя тонкими пальцами чащу со шкаень пуре, потихоньку цедила напиток богов.