Зрячая ночь. Сборник

Я застыла на крыльце, не в силах оторвать взгляда. По стертым очертаниям сложно было угадать, где у мишки уши, а где мордочка, но я помнила его на ощупь. Дед давал мне поиграться с ним, когда мы ехали куда-нибудь, чтобы я не капризничала в дороге. Я гладила мишку по синей голове и мне становилось легче.

Теперь же эти прикосновения доставляли лишь боль. Ослепительной силы. Я бы упала на колени, я бы завыла, обращая лицо к небу, чтобы дождь смыл мои слезы, чтобы дедушка, если он там, на небесах, погладил меня по щеке, обещая, что все пройдет.

Но слез не было. Как не было веры в бесконечно высокие, а от того до смешного равнодушные небеса. Дед умер в ноябре. А теперь я стою у его дома, голодная и промокшая, и мне просто нужно переступить через порог. И все.

Пугаясь собственного спокойствия, я выбрала нужный ключ, вставила его в замок, удивилась тому, как легко он повернулся, и толкнула дверь. Та распахнулась. Из дома на меня пахнуло сухой пылью. И чем-то горьким, травяным. Я ожидала почуять запах плесени и запустения. Но дом словно ждал меня, не слишком утомившись в своём ожидании. Я сделала еще один вдох и шагнула вперед.

Что-то белое метнулось к моим ногам из темноты дома. Я взвизгнула, оступилась и упала бы, если бы не успела вцепиться в косяк двери. Острая заноза тут же впилась в ладонь, но я даже не почувствовала боли.

Успокоившаяся было паника захлестнула меня с новой силой. Грудь стиснуло тяжестью. Я резко обернулась, не зная, что увижу перед собой.

Но у крыльца никого не было. Только ближайший куст смородины качался, роняя тяжелые капли, словно кто-то прыгнул в них, скрываясь из виду. Я подалась вперед. На мгновение мне показалось, что я заметила скользивший между веток серый пушистый хвост. Но наваждение тут же исчезло.

Я помотала головой. Дыхание медленно, но верно восстанавливалось.

— Это все долгая дорога и голод, — зашептала я, стараясь дышать глубоко и ровно. — Это все глупая ссора. Это все злость на маму. Это все стресс и потрясение. Я не схожу с ума. Я не схожу с ума. Никакой кошки нет. Нет. Никакой. Кошки.

Телефон запиликал в сумке так внезапно, что я снова вскрикнула. Но тут же нервно рассмеялась. Привычный звук вернул меня в реальность, где заброшенные дома остаются заброшенными домами, а кусок пыли, выскочивший из дома на сквозняке, совсем непохож на кошку, которую никто кроме деда и не видел.

«Добралась?» — написал Мишка, забыв про привычные смайлики.

«Да», — набрала я и хотела отправить, но синий мишка на связке ключей, неодобрительно поблескивал, глядя на меня. — «Добралась, дорога жуть, здесь можно фильм ужасов снимать. Приняла шматок пыли за дедовскую кошку».

Отправила и замерла, ожидая ответа.

«Может, это и есть кошка, кто их знает, деревенских. Купи ей молока на всякий».

Страх начал утихать. Если уж Мишка, оплот разумности нашей семьи, допускает, что кошка может быть, значит и мне не зазорно ее увидеть. Слишком непохожим на пыль было то, что я разглядела в зарослях.

«Обязательно, мой капитан».

«Отбой. Завтра позвоню».

И этого обещания мне хватило, чтобы окончательно успокоиться. Дождь, словно почуяв это, закончился, небо посветлело. Где-то за деревьями медленно опускалось солнце, окрашивая все в нежный, прозрачный цвет. Я постояла еще немного и шагнула за порог. Пальцы сами потянулись к выключателю у входа. Сухой щелчок. Пыльная лампочка под потолком затрещала, но все-таки зажглась. Ее тусклый свет терялся по углам, но в самом центре комнаты он был достаточно ярким, чтобы я охнула и попятилась. На меня смотрел дедушка.

Его портрет стоял на средней полке старого комода. Я застыла, рассматривая знакомые черты, узнавая и не узнавая деда. На фото он был совсем стареньким, куда старше, чем тот, что провожал меня из дома год назад. Он сидел на низком диване рядом с комодом. Кадр казался пустым, дедушка — маленьким, испуганным и непохожим на себя. Седые, неряшливо отросшие волосы спускались с висков к плечам. Подбородок заострился, шея стала тонкой, утопающей в складках кожи. Дедушка щурился, глядя в объектив. Морщины трещинками разбегались от его глаз.

Меня замутило. Мама так уверенно твердила, что дед совсем не изменился перед смертью, что я поверила. Но теперь, глядя на его фото, я видела на нем не полного сил мужчину солидных лет, а мертвеца, держащегося на краю жизни исключительно по привычке.

Не дыша я шагнула к комоду, потянулась к фото. Пальцы скользнули по снимку. Гладкая бумага не могла передать теплоты человеческой кожи. Дед смотрел на меня, и в этом взгляде мне читалась тоска, помноженная на глубокое, необъяснимое отчаяние.

Я схватила фото за край и медленно развернула его к стене. Находиться в доме под пристальным взглядом деда оказалось невыносимо страшно. Лампа мигнула, разгораясь. Теперь на обратной стороне фото можно было разглядеть карандашную надпись.

Мне понадобилось время, чтобы решиться, но все-таки я взяла снимок и поднесла его к свету. Тонкая картонка оказалась почти невесомой, оттого так странно было понимать, что в ней осталась частичка моего дедушки.