В первом случае меня начнут обкалывать дешевым метом, и мне будет все равно, трахают меня, жива я или уже сдохла, все, что угодно, лишь бы получить очередную дозу... Во втором — они запрут меня в темной комнате на несколько недель, где не будет ничего, кроме ведра, чтобы писать, а также небольшого количества еды и воды. Недостаточно, чтобы поддерживать во мне жизнь, но достаточно, чтобы не позволить мне умереть с голоду.
После чего меня вытащат из комнаты, возможно, с завязанными глазами, изобьют или снова пустят по кругу.
Отец говорил, что помогал своим друзьям ломать женщин таким образом, но я думала, что он просто пытался меня запугать.
Это срабатывало, даже когда я ему не верила.
Пока я лежала в ящике и вспоминала каждое сказанное им слово, мои зубы стучали от ужаса.
Воцарилась тишина.
И тут, откуда ни возьмись... послышались крики. И выстрелы.
Кто стрелял? Если борта грузовика была открыты, то пуля могла попасть в ящик. Металл был толстым, но не пуленепробиваемым.
Неужели мне было суждено умереть именно так?
Вопли и крик становились все громче и громче. Я не могла разобрать, что за шум раздавался вокруг. Мир будто сошел с ума, превратившись в сплошной рев, который заполнил все пространство.
Он отдавался едва ли не эхом вокруг ящика.
Шум смешался с моим криком, который заглушала изолента, которой был заклеен мой рот.
Я начала пинать ящик, снова и снова. Я не понимала, пыталась ли я заглушить шум стрельбы или хотела быть услышанной.
Все, что я знала, — я не хотела умирать.
Я хотела увидеть Кори.
Мне казалось, что если я окажусь в его объятиях, то все будет хорошо.
Даже более того, я хотел увидеть своих сестер. Я хотела обнять Кристал и почувствовать, как Карла будет сидеть у меня на коленях, пока мы будем читать сказки. Я хотела быть назидательным примером, пока они растут, и хотела быть их сестрой. Я хотела видеть, как они ходят в школу, выходят замуж, рожают детей.
Я хотела увидеть, как они расцветут без моего отца.
Я должна была оставаться сильной ради них.
Мне придется пережить это.
Если я умру, у них останется лишь несколько воспоминаний о том, как мы пекли торт. Так же, как и у меня о моей матери.
Этого было недостаточно.
Я не позволю себе умереть.
«Дыши глубоко, дыши глубоко».
Наконец, я успокоилась достаточно, чтобы понять, что шум прекратил звучать одним потоком. Я могла расслышать отдельных людей, даже если не понимала, что и кому они кричали.
Выстрелов больше не было.
Я не знала, хорошо это или плохо.
Может быть, перестрелка была между двумя бандами, ни к одной из которых не относился мой отец. В лучшем случае, даже если Кэнди получила мои сообщения и не испугалась или не слишком пренебрежительно отнеслась к тому, чтобы вызвать полицию, меня арестуют в другом штате, и никто и никогда не сможет найти меня.
По крайней мере, я все еще была в своем ящике со своим телефоном.
Я не знала, надолго ли еще хватит заряда батареи, но это было хоть что-то.
Возможно.
Дерьмо.
Я услышала лязг открывающегося замка.
Крышка ящика открылась.
А потом кто-то поднял лоток для инструмента.
Глава 18
Я закрыла глаза, потому что не желала видеть, кто это был, не хотела иметь дело с реальностью, в которую прекратилась моя жизнь. Я боялась, что чтобы не случилось дальше, моя жизнь обречена.
— Табита? — раздался спокойный женский голос.
Я не ответила.
Я прижалась к стенке ящика, свернувшись в клубок, пока из глаз текли слезы.
Во многих бандах были женщины, если они занимались женской проституцией. То, что со мной разговаривала женщина, а не Флорес, еще ничего не значило.
Я не могла позволить себе надеяться.
— Табита Лоу? — спросила женщина. — Ты в порядке. Я вытащу тебя отсюда, окей? Я — заместитель шерифа Рэйлин Мерфи. Ты не могла бы взглянуть на меня, пожалуйста?
Это по-прежнему могло быть ловушкой, какой-то извращенной игрой с разумом, но я задержала дыхание и открыла глаза.
И поморщилась от полуденного солнечного света.
После нескольких часов, проведенных в ящике, куда проникали только крошечные лучи света, сейчас его казалось слишком много.
Глаза болели и были наполнены слезами, но взглянув вверх, я увидела склонившуюся надо мной женщину. Ее короткие каштановые волосы обрамляли приятное лицо в форме сердечка. На нем почти не было макияжа, и я заметила коричневую форму и накрахмаленный воротничок, когда зрение прояснилось.
— Хочешь увидеть мой значок? — спросила она.
Я кивнула.
Она показала большой блестящий значок как у шерифа, который я смогла рассмотреть.
Он выглядел настоящим, а не пластиковой игрушкой.
— Ладно, Табита, ты в порядке, — повторяла она тем же успокаивающим тоном. — Выглядишь так, будто тебе на самом деле очень неудобно. Ты все еще связана, и мы хотим вытащить тебя оттуда, но не желаем прикасаться к тебе, пока ты не скажешь нам, что согласна. Окей?
Я кивнула.
— Мы можем сначала вытащить тебя из ящика или оторвать от губ ленту. Один кивок, чтобы вылезти из ящика, два, чтобы освободить рот.
Я кивнула дважды.
— Ладно, я займусь этим.